— Разве не замечательно, что он так рад познакомиться с тобой, Зик?
Она улыбается, слегка приподнимая брови... ободряюще кивает головой, пока я не слышу собственный голос:
— Да?
Парень вскидывает кулак вверх.
— Я видел все ваши домашние игры, а на прошлой неделе в Корнелле? — Его голос срывается от волнения. — Черт возьми, то удержание Джей Джей Белдона было классным! Реально офигенным. Мы с друзьями чуть с ума не сошли.
Вайолет с улыбкой легонько подталкивает меня локтем.
— Спасибо?
Она похлопывает меня по руке и…
Подождите одну чертову минуту.
Она ... Вайолет учит меня быть милым?
Ее рука все еще на моем рукаве, и я смотрю на ее красивое, поднятое к верху лицо. На ее четкие темные губы. Ее огромные глаза и длинные ресницы. Все эти светлые волосы.
Она чертова эротическая мечта.
Трахни меня.
— Да, тащи свой плакат, малыш. Я подпишу.
Я никогда не видел, чтобы ребенок двигался так быстро, как этот, оставляя наши пальто на стойке и убегая в заднюю комнату, исчезая за дверью.
— Очень мило с твоей стороны, — говорит Вайолет, когда он уходит.
Эта маленькая обманщица думает, что может меня надуть? Я так не думаю.
— Ты не обманешь меня своими невинными глазами и сексуальными губами. Я знаю, что ты сделала.
— Я сделала?
— Да, ты манипулировал мной, чтобы я подписал его дерьмо.
Она вздергивает подбородок.
— Я-я ничего такого не делала.
— Лгунья.
Она бросает на меня взгляд, закусив губу.
— Ты злишься?
— Нет. Я, вероятно, собирался сделать это в любом случае.
Когда парень влетает в дверь со своим плакатом, Вайолет забирает у него маркер и вкладывает мне в руку.
— Я придержу плакат, пока ты его подписываешь, — тихо предлагает она.
Я ворчу, но, как хороший маленький солдат, делаю, что мне говорят.
— Как тебя зовут? — Спрашиваю я, смягчаясь.
— Брэндон.
— Ты занимаешься борьбой?
— Ага. Я не могу позволить себе билеты, чтобы посмотреть вас лично, но я смотрю все схватки на YouTube после того, как они выходят в эфир по кабельному.
Черт. Его семья не может позволить себе билеты на борьбу в университете? Я думал, они стоят всего десять баксов. В животе возникает чувство вины.
— Ах вот как? Каждый матч, да? — спрашиваю я его. — Какой у нас рекорд?
— Девять титулов. Вы выиграли двадцать три из последних тридцати семи национальных чемпионатов, и в этом сезоне восемнадцать. — Он гордо улыбается, перечисляя наши показатели.
Он поправляет челку.
Я смотрю на него внимательно и пристально, он действительно похож на борца: невысокий, широкоплечий. Лохматые волосы Брэндона, вероятно, лезут ему в глаза, когда он лежит на коврике, нехорошо, если ты потеешь, и я удивляюсь, почему ни один тренер никогда не говорил ему подстричься.
— Тебе нужно подстричься, — резко выпаливаю я.
Я чувствую, как Вайолет напрягается от моей откровенности.
Брэндон поднимает руки и проводит пальцами по волосам.
— Эээ…
Я закатываю глаза на них обоих.
— Я гарантирую, что если ты срежешь их, то будешь быстрее, когда упадешь на маты. Ты хочешь быть великим или просто хочешь быть хорошим?
— Я хочу быть чемпионом, — хвастается он.
Я подписываю плакат небрежными каракулями и возвращаю ему.
— Тогда подстриги свои гребаные волосы.
— Окей. — Брэндон кивает. — Окей, да. Я подстригусь.
— Хорошо. — Я снова оглядываю его с ног до головы. — Я раздобуду для тебя и твоих друзей билеты на несколько домашних игр. Может, ты придешь на тренировку, ничего не обещаю, но я спрошу.
Глаза Брэндона вылезают из орбит, как будто я только что вручил ему пару золотых борцовских ботинок.
— Срань господня, чувак, серьезно?
Он практически кричит.
— Не сходи с ума, успокойся. Это не большое дело.
Но я знаю, что для него это важно, благодаря Кайлу, я видел, что такое тяжелое детство. Как не хватает денег на десятидолларовый билет, чтобы прийти посмотреть любимый вид спорта.
Это дерьмово. Ребенок не должен отказывать себе в этом.
— Да, да, я успокаиваюсь!
— Успокойся, или я клянусь Богом…
Вайолет смеется, смеется, тихий смешок, начинающийся с ее плеч, прежде чем сорваться с мягких сливовых губ.
Я хмурюсь.
— Над чем ты смеешься?
— Ты пытаешься быть милым.
— Я не милый.
— Именно поэтому я и сказала пытаешься.
Уголки ее глаз прищуриваются, но поддразнивание не злое, вовсе нет. Она действительно наслаждается собой, наслаждается стебом между нами.
Затем, на заднем плане, я слышу начало настройки группы.
— Ну, Брэндон, это было круто, но я и моя спутница собираемся найти наши места.
— Вот дерьмо! — парень в восторге. — Прости! Я забыл, что вы здесь не ради меня.
Я бросаю ему знак мира (приветственный жест двумя поднятыми пальцами в виде буквы V, рука ладонью вперед), беру Вайолет за локоть и веду в столовую.
— Увидимся позже, Брэндон.
— Это было очень мило с твоей стороны, — говорит она, когда я отпускаю ее руку, тепло ее обнаженной кожи все еще согревает мою ладонь.
— Неважно.
— Нет, важно. Его лицо вспыхнуло, как проклятая Рождественская елка, когда ты сказал, что попытаешься достать ему билеты на матч команды.
— Проклятая Рождественская елка? Как выглядит проклятая Рождественская елка? – дразню я.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Она бьет меня по бицепсу, ее рука лежит там. Ладонь на моем предплечье. Я смотрю на ее руку, длинные тонкие пальцы касаются моей руки, пока она говорит.
Тонкое золотое кольцо обвивает ее указательный палец, и я некоторое время смотрю на него.
— Наверное, он сейчас переписывается со всеми своими друзьями. Ты действительно можешь достать билеты? Бьюсь об заклад, что это сделает его год.
Еще один взгляд на руку, которую она забыла убрать, ее легкое, как перышко, прикосновение делает что-то очень странное с моими внутренностями, вещи, которые не имеют ничего общего с сексом.
Я почти накрываю ее руку своей. Почти.
Вместо этого я непроизвольно напрягаю бицепс.
Черт, ее рука слетает с моего рукава, и место прикосновения мгновенно становится холодным.
— Да, это не должно быть проблемой. Я спрошу тренера сегодня за ужином. Если нет, я просто ку…
Я захлопываю рот.
— Купишь их? — заканчивает она за меня.
Мои губы сжимаются в тонкую прямую линию.
Она в замешательстве наклоняет ко мне голову.
— Ты ведь сделаешь это, если тренер не сможет достать ему билеты? Ты купишь их?
Я поднимаю руку и развязываю галстук.
— Как я уже сказал, ничего страшного. — Мои ноздри нетерпеливо раздуваются, разговор окончен. — Они стоят десять баксов.
Ее глаза — эти чертовы невинные глаза — делают эту странную поднятую к верху штуку, ее ресницы, черные как смоль на фоне белоснежной кожи, трепещут и задевают веки.
Они выглядят огромными.
Они выглядят эйфорически. Как будто мои великодушные поступки — это ее наркотик, как будто добрые слова способны поднять ей настроение.
Губы Вайолет дергаются, в уголке ее рта появляется крошечная ямочка, когда они произносят слова:
— Ладно. Окей.
— Не делай из этого больше, чем есть, — невозмутимо говорю я.
— Я ничего не делаю, — лжет она.
— Да, делаешь. Не романтизируй меня как человека, которому не все равно. Потому что это не так.
— Я знаю, что не так.
Я искоса смотрю на нее, пока мы пробираемся сквозь толпу между банкетными столами, моя рука нащупывает ее поясницу, когда я веду ее вперед.
Мой взгляд опускается к ее упругой попке.
— Да, черт возьми, — возражаю я, задерживая пальцы на бархатистой ткани ее платья. — Нет ничего благородного в том, что я покупаю билеты какому-то странному ребенку, чтобы посмотреть несколько матчей по борьбе.
— Поняла. Не нужно меня убеждать. — Вайолет встряхивает волосами, и они водопадом падают ей на спину.
— Я не собираюсь с тобой спорить, — настаиваю я.
— Я не спорю. — Ее тихий смех плывет ко мне, веселый, как будто она не боится вывести меня из себя, продолжая не соглашаться.
Почему я не могу оставить эту тему?
— Ты ведешь себя неразумно.
Мы подходим к столу, и прежде чем она успевает сделать это сама, я нахожу для нее стул и выдвигаю его. Она нежно смотрит на меня из-под ресниц.
— Спасибо тебе.
— Не за что, — ворчу я.
Вайолет
Я, наконец, начинаю понимать, что им движет.