Я посасываю ее шею, когда моя левая рука погружается под ее задницу, чтобы притянуть ее ближе. Это сводит меня с ума.
Боже, как я люблю трахаться.
— Вайолет.
Я люблю трахать ее.
— Вайолет.
Она такая чертовски милая.
— Вайолет.
Я облизываю, посасываю и целую ее до безумия, ее голова болтается из стороны в сторону, рот открыт, руки закинуты за голову.
— Больно? — Требую я, вдавливая ее таз в свой матрас. — Я слишком груб?
Из неё вырывается мучительный вой:
— Н-н-е-е-ет, боже, нет, это идеально…
— Тебе это чертовски нравится, да?
— Д-дааааа…— Она скулит, бедра поднимаются, таз вращается. — Боже, да.
Милая, симпатичная маленькая Вайолет не возражает против пошлых разговоров с ней во время секса.
— Скажи мое чертово имя.
Ее стеклянный взгляд смотрит на меня, прежде чем ее губы ухмыляются, опьяненная похотью:
— Скажи мое.
— Вайолет.
— Иезекииль, — стонет она, гладя меня по щекам. — Зик.
Они говорят, что ты можешь извергать какое-то сумасшедшее дерьмо, когда ты в середине траха, и я выдыхаю слова:
— Где ты была всю мою жизнь? — прежде чем я смог их остановить. Они слетают с моего языка, как мольба, не вернуть их назад.
Судя по тому, как смягчается ее взгляд, она их не ненавидит.
— Где тебя черти носили? — Я тяжело дышу, двигая бедрами, желая, чтобы я уже заткнулся.
Мой потный лоб касается ее плеч, и мои бедра останавливаются.
— О, черт, детка... Вайолет... — я вонзаюсь в нее снова и снова, так сильно, что изголовье кровати ударяется о стену с удовлетворительным стуком. Лампа дрожит. — Пикс, мне так нравится быть с тобой, что я не знаю, что со мной не так.
Я перестаю качаться. Перестаю толкаться.
В буквальном смысле останавливаюсь в середине траха.
Она гладит меня по волосам, пока я лежу неподвижно, мой член внутри нее, лобковая кость прижата к ее клитору, – эта честная чушь делает невозможным мое движение.
Вайолет испытывает мою решимость, извиваясь подо мной.
— Я не могу перестать думать о тебе, Вайолет, — выпаливаю я со стоном; она чувствуется так чертовски хорошо рядом со мной, так чертовски хорошо. — Я не могу остановиться, п-прости.
Вайолет откидывает голову назад, обнажая шею.
— Теперь ты заикаешься. Ты говоришь, как я.
— Боже, Вайолет, ты такая... — я провожу рукой по ее телу, ласкаю грудь, нежно сжимая ее. Щиплю сосок.
Эндорфины в основном портят мне жизнь.
— Я без ума от тебя.
Заткнись, Зик.
Прекрати болтать и Трахни. Ее. Уже.
— В моей жизни нет никого, похожего на тебя, Вайолет. Я... Я ...
Не говори этого.
Не смей этого говорить, придурок.
Я сглатываю.
Она смотрит на меня из-под полуопущенных век, как смотрят мои друзья, когда они под кайфом, ждет следующих слов, поглаживая меня по спине.
— Ты... что? — Ее задыхающийся шепот мягко подсказывает мне. — Что ты хочешь сказать?
Я слишком остро ощущаю ее тело под собой.
Я не доверяю себе, поэтому закрываю ее рот своим, вкладывая все невысказанные слова в этот поцелуй. Все слова, которые я не должен или не могу сказать. Отстранившись, балансируя на локтях, я медленно вхожу и выхожу из ее, мои серые глаза встречаются с ее.
Мощно.
Опьяняюще.
Захватывающе.
Настолько интенсивно, что, когда мы кончаем вместе, в одно и то же время, низкие, умоляющие стоны Вайолет совпадают с моими.
Себастьян был прав в одном: чем больше времени я провожу с Вайолет, тем глубже падаю, тем больше теряю контроль над реальностью.
Глава 14.
«Я проснулся рядом с ней, с перчаткой, приклеенной к моему члену. Боже милостивый, должно быть, я пыталась использовать её как презерватив»
Зик
— Вы хотели меня видеть, тренер?
Я несколько раз стучу костяшками пальцев по дверному косяку его кабинета.
— Дэниелс, присаживайся.
Я вхожу в кабинет, делаю несколько коротких шагов к стулу и усаживаюсь. Раздвигаю ноги, чтобы мне было удобно. Поправляю поля своей бейсболки из Айовы.
— Итак. — Тренер откидывается на спинку стула, сцепляет пальцы и изучает меня. — Расскажи мне, как идут дела.
Мои губы сжимаются в тонкую линию, моя непроизвольная реакция – пробормотать что-то уклончивое. Но потом:
— Все хорошо.
Он смотрит на меня сверху вниз, позволяя тишине заполнить комнату – то, что я видел, он делал с парнями миллион раз раньше. Он как детектив, использующий тактику вытягивания информации из людей, надеясь, что они захотят заполнить тишину разговором.
Это действует на большинство людей. Но я?
Я не большинство людей.
— Да, я слышал об этом. Честно говоря, я удивлен.
Я поднимаю брови.
Тренер откидывается на спинку стула так, что деревянные ножки скрипят так громко, что я боюсь, как бы чертов стул не сломался пополам. Никто из нас не хочет сдаваться, но это он позвал меня сюда.
— Расскажи мне о своем младшем брате, Крисе.
— Кайле.
— Тогда Кайле. Расскажи мне о нем.
Вопрос заставляет меня задуматься, и я обнаруживаю, что действительно знаю ответ. Я удивляю нас обоих, когда говорю:
— Он ... очень быстро учится. Он любит спорт, но у его семьи не так много денег, поэтому он не может играть в школе. Так что, я забираю его, и мы совершенствуем его баскетбольные навыки.
— Баскетбол?
— Да, сэр.
— А почему не борьба?
— Не знаю, сэр. Я не хочу втягивать его во что-то, что ему неинтересно. — Я прочищаю горло. — Он... — Господи, как неловко. Я пою, как чертова канарейка. — Мы делаем его домашнее задание. Он просто помешан на своих оценках.
Тренер тупо смотрит на меня, не впечатленный моим выбором слов.
— Я хотел сказать, что он очень внимательно следит за своими оценками. Он начинает среднюю школу в следующем году и хочет быть в курсе всего, особенно математики.
— Ты помогал ему с домашним заданием?
— Да, сэр.
Он одобрительно кивает.
Берет карандаш, несколько раз стучит по столу, прежде чем отбросить его в сторону.
— Расскажи мне о своей девушке. Она кажется милой.
Девушка.
Подозреваю, он специально употребил это слово, чтобы вызвать у меня реакцию.
Я сдержанно киваю.
— Вайолет? Мы просто друзья.
Друзья, которые занимаются медленным сексом и проводят чертовски много времени вместе, иногда ничего не делая, только лежа, держась за руки.
Угу. Такие вот друзья.
— Она знает об этом?
— Да, она это знает.
— Неужели?
Мои губы сжимаются в прямую линию, когда взгляд тренера блуждает по моему лицу.
— Почему вы просто друзья?
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, почему вы просто друзья. Почему она не твоя девушка? И не говори мне то же дерьмо, что все остальные говорят о времени и практике. Какова настоящая причина, что она не твоя девушка?
— Сэр, при всем моем уважении, это и есть причина, по которой вы вызвали меня сюда? Не понимаю, какое вам до этого дело.
Он смеется, старый хрен, хихикает и кашляет, а я хмурюсь.
— Это мое дело, потому что твоя личная жизнь влияет на команду. Когда ты счастлив, твое выступление лучше, придурок.
Так ли это?
— Ты был настоящим придурком в прошлом, но после сбора средств, и тех детей, и той девушки... — он отодвигает пресс-папье на угол стола. — Признаю, с тобой было легче справиться.
Я обдумываю это; думаю, это правда, что я ни с кем в команде не спорил с тех пор, как начал программу «Большие братья».
— Сынок, я хочу задать тебе еще один личный вопрос. Ты не обязан отвечать, но я хочу, чтобы ты серьезно обдумал мои слова. Ты сделаешь это для меня?
Что я могу сделать, кроме как кивнуть? Я его слушатель поневоле.
Он снова складывает пальцы домиком, упирается заостренными морщинистыми локтями в стол и наклоняется вперед.
— Не хочу показаться назидательным, но у той маленькой девочки, с которой ты проводишь время, была трудная жизнь. Каждый может видеть, что она упорно трудилась, чтобы достичь того, чего она достигла со всеми препятствиями, с которыми ей пришлось столкнуться.
Откуда, черт возьми, он все это знает?
— Последнее, что ей нужно, это чтобы какой-то задира все испортил. — Тренер кашляет в кулак. — Я не говорю тебе, чтобы ты порвал с ней, но я хочу сказать тебе вот что: раздели с ней свое бремя, но не обременяй ее им. Я знаю, ты злишься из-за родителей, но Зик, ты взрослый человек. Пора отпустить это дерьмо.
— Что еще более важно,— его голубые глаза–бусинки пригвоздили меня к стулу, — возможно, пришло время освободить кого-то другого от их бремени, вместо того, чтобы так беспокоиться о своем собственном.