— Вы полностью оправдываете свою фамилию, — елейным голосом продолжил, как ни в чем не бывало. — … С системой соединительных трубопроводов…
Вот изверг проклятый! Нравится ему всех изводить.
Вон у Саныча на лекциях по медицине мы всей группой ржем, как лошади. Все занятия весело проходят. Интересно.
А у Северова просто тоска и тихий ужас. Да уж, преподавать — точно не его стезя. А ведь предмет мог быть таким интересным…
Уныло рисую в тетрадке самолетик. Плакало мое удостоверение бортпроводника. Завалит, как пить дать. Предмет его мне ну никак не дается. Неужели на этом все? Мои мечты о небе так и останутся несбыточными мечтами?
Я же с двенадцати лет мечтала стать стюардессой. После школы в институт пошла только потому что в стюардессы без вышки не попасть. А теперь, если Север завалит, придется все радужные планы похоронить с почестями.
Прямо как школе звенит звонок. Наш изверг отпускает нас, ну кроме меня, конечно. На меня даже не смотрит, но я знаю, что: «Конец мучениям. Все свободны» ко мне не относится.
А мучения-то чьи? Его или наши?
С этими дурацкими мыслями сидела за партой, с тоской провожая одногруппниц. Наступил обед, а у меня маковой росинки во рту с утра не было.
Виктор Александрович вальяжно откинулся в своем кресле, разглядывая меня со своего места.
— Ну-с. Что делать с вами? Вы — просто ходячая катастрофа. Все ваши тесты сплошной неуд, у доски вы мычите. На занятиях спите. Куда вы лезете, я не пойму? Сидите дома.
— Но я…
Аж медвежья болезнь от волнения началась. В животе дико пучит. Хоть смейся, хоть плачь.
— Василькова, вам к логопеду направление попросить? — поднял черные густые брови.
— Нет, — тихо ответила ему.
Встал и, чуть прихрамывая, приблизился к моей парте. Встал близко, схватил крепкой здоровой ручищей мою тетрадь. Ладони у него широкие, медвежьи.
— Замечательно, — чуть ли не нараспев произнес, листая мои записи. А там… одни цветочки и закорючки. Прочитал короткий стишок в углу, с расстановкой:
— «Северов — садюга,
Злючая зверюга.
Носит черные усы,
По средам — желтые трусы»
Бросил на меня многозначительный взгляд.
— Сами сочинили? Рифмы потрясающие. У вас талант. Вот этим, пожалуй, и займитесь. В небе вам делать нечего.
— Это просто шутка. Это не про вас вообще, — пролепетала, пытаясь оправдаться.
— Да что вы? У вас, наверное, просто есть еще один знакомый с фамилией Северов, — подсказал умилительным тоном.
— Да, так и есть, — воспрянув духом, шла напролом.
— И как его зовут?
— Что?
— Как его зовут, спрашиваю? — обдал меня холодом, сощурив глаза.
— Эээ, Антрп… — быстро выплюнула, сама не понимая, что за набор букв произнесла. Срочно нужно имя!
— Как?
— Антип.
Что?! АНТИП?!
Чертыхнулась про себя, пытаясь не выдавать своих эмоций. Пусть Антип будет.
— Бывший мой. Расстались не очень красиво. Извините за подробности.
Виктор Александрович вздохнул, вдруг посмотрев на меня, как на косметичку на парте перед Ложкиной. Что, мол, за бестолковый и жалкий предмет?
— Вот вам текст. Перепишите его четыре раза.
Посмотрела, а там слова «лонжероны», «стрингеры», «шпангоуты». Это существующие слова или он решил постебаться?
И как мне не уснуть? Ну точно ведь — садюга!
В животе урчало от голода, все время косилась на пачку Рафаэлло, которую ему, по всей видимости, подарили. Кто в своем уме мог подарить ему хоть что-то?!
Пока я, высунув от усердия кончик языка, писала, марая бумагу и переводя канцтовары, Виктор Александрович сидел за учительским столом и наблюдал за мной. Заманчиво шуршали обертки…
Знал ведь, что у нас последнее занятие. Специально задержал.
Минут через пятьдесят моих бестолковых мучений (я все равно ничего не запомнила из того, что писала), он сжалился надо мной:
— Идите, Василькова отсюда. Не знаю, как вы сдадите мне мой предмет. Шансов у вас нет.
С этими словами он встал и сам вышел из кабинета, пока я обескураженно сидела за злополучной партой.
С конспектами подмышкой, я устало направилась к главному вестибюлю, и резко притормозила, услышав знакомые голоса. Быстро спряталась в нишу, не желая быть замеченной, потому что… услышала свою фамилию.
— Нее, Василькова блаженная, — протянул Северов.
— Свидетель Иеговы, что ли, или продукцию Гринвэй тебе предлагает? — хмыкнул жутко знакомым голосом второй мужчина.
— Шутник, ты. Ага. Блаженная, потому что в облаках витает. Завалит все предметы. Мой точно.