Выбрать главу

Деона вызвали в клинику. Неприятности у Робби. Открылось кровотечение у пациента, которого он оперировал утром.

Он быстро проинструктировал Дженни и помчался в клинику, выжимая из своего «ягуара» все, что тот мог дать. Однако они успели справиться и без него. Робби дополнительно ввел внутривенно протамин и кальций, и кровотечение прекратилось. Робби рассказывал анекдоты сестре из послеоперационной палаты, которая настолько привыкла к его своеобразному юмору, что даже уже не краснела.

Деон посмотрел, кое-что посоветовал, но нужды в его присутствии никакой не было, и он скоро ушел.

Включив мотор, он несколько минут сидел за рулем, не зная, куда ехать. Впервые за долгое время он был совершенно свободен. Дженни прекрасно справится без него. Никаких срочных вызовов, никаких неотложных дед. Элизабет, конечно, еще играет в бридж. У Этьена сегодня регби, и освободится он не раньше шести. Возвращаться в пустой дом ему не хотелось.

Он подумал было съездить к матери, но тут же сказал себе, что она его сегодня не ждет и этакое неожиданное посещение может ее расстроить. Да и что притворяться — дом для престарелых действует на него угнетающе.

А не поехать ли посмотреть на Этьена? Отличная мысль. Ему редко удается приобщиться к жизни сына, как домашней, так и школьной. Он был вынужден заботу о детях почти целиком переложить на Элизабет, которая, надо отдать ей должное, никогда на это не жаловалась.

Он решил — едет к Этьену. Школа была в тихом пригороде: красивые, увитые плющом здания среди изумрудных футбольных полей, площадок для игр, беговых дорожек и теннисных кортов, говорящих о солидной и респектабельной обеспеченности.

Да, нам такие школы и не снились, — подумал он, вспоминая посыпанное гравием поле для игры в регби на окраине их городка, когда каждая схватка завершалась синяками и царапинами на коленях и локтях. А впрочем, нынешним школьникам приходится выдерживать испытания, по сравнению с которыми любые ссадины — пустяк. Они сталкиваются с силами и воздействиями, которые ему и его сверстникам показались бы немыслимыми.

Матч происходил на главном поле, напротив приземистой башни с часами. Деону всегда чудилось в традициях этой школы что-то фарсовое — устаревшая копия английских аристократических школ, которые и сами дышали на ладан. Но в этой школе учились отец Элизабет, ее дядья и братья, а потому тут должен был учиться и ее сын.

Деон со снисходительной улыбкой подумал, что с возрастом его жена все больше возвращается к семейным устоям, которые некогда столь яростно отвергала.

И не то ли происходит со мной самим? Некоторые вещи, в которые свято верил отец, я никогда не приму. Но другие? Не знаю, не знаю.

Он остановил машину под дубами и опустил стекло на дверце. Веселый гомон звонких голосов, гулкий удар по мячу и ленивые хлопки. Совсем рядом с ним двумя неровными линиями выстроились нападающие: хозяева в темно-коричневой форме, гости — в ярко-алой. И те и другие запыхавшиеся и грязные с ног до головы, потому что накануне шел дождь и поле было мокрое.

Деон увидел взъерошенную голову сына среди трехчетвертных. Этьен стоял, пригнувшись, упершись руками в колени, и ждал вбрасывания.

Мяч прочертил в воздухе дугу, темно-коричневые и алые тела взметнулись вверх, мяч отлетел к темно-коричневому, он приготовился ударить, и трехчетвертные противника чуть попятились, но вместо того, чтобы бить, мальчик отбросил мяч Этьену в центр. Зрители испустили восторженный вопль, который тут же сменился стоном разочарования. Этьен замешкался, и раздался свисток судьи.

Деон, напряженно наклонявшийся вперед, откинулся на спинку сиденья. Жаль! Удержи Этьен мяч, он успел бы проскочить сквозь линию противника.

Конец игры он смотрел рассеянно. Младшие юношеские команды? Ну конечно. Этьену в конце прошлого года исполнилось пятнадцать. Как летит время! Только сам начинал жить, и вот, пожалуйста, сыну уже пятнадцать.

Воспоминание обожгло, словно задев больной нерв. А сколько было бы ему? Тому, другому? Его собственному сыну?

Двадцать один год. Мужчина. Уже сам мог стать отцом.

Он смотрел на мечущиеся по зеленому полю цветные мальчишеские фигуры и думал о своем. Какой он был бы? Высокий блондин, как он сам? Или шатен, замкнутый и сосредоточенный, как мать?

И снова жгучее ощущение вины. Не тут ли причина? Поздний аборт и последующая травма. Вдруг они послужили толчком для мутации, которая завершилась рождением ребенка с синдромом Дауна?