Правда, старик никогда прямо не вмешивался в его дела, но исподтишка любил вставлять ему палки в колеса. Так, совсем недавно субсидия, которая столько лет расходовалась на исследования, связанные с хирургией сердца, была передана другому отделению. Старик ставит теперь на новую лошадь.
А ведь когда-то у нас были прекрасные отношения, и я даже сейчас восхищаюсь им как блестящим хирургом с беспредельной работоспособностью. Я у него многому научился и все еще сохраняю к нему теплое чувство.
Вот почему таким горьким было разочарование, когда он вынужден был признать, что профессор Терций Снаймен, друг, наставник и замечательный хирург, способен пренебречь этикой, когда речь идет о его интересах.
Это случилось в тот год, когда он был у Снаймена старшим ассистентом. Он и Робби изучали преимущества применения аппарата «сердце-легкие» для охлаждения организма в операциях на открытом сердце. Они проводили в лаборатории долгие утомительные часы, проверяя, как охлаждение воздействует на обмен веществ, функции почек и свертываемость крови. Они экспериментировали с разными типами теплообменников, быстрым охлаждением и медленным охлаждением, остановкой кровообращения и форсированной циркуляцией кровотока. Ликовали, когда их идеи осуществлялись, и падали духом, когда они проваливались, и начинали искать снова.
До сих пор запах кофе заставлял его заново переживать былое напряжение, потому что, сидя за пустым выскобленным столом в крохотной лаборатории, под лампочкой без абажура, свисавшей с высокого потолка, они непрерывно его пили, пока обсуждали очередной эксперимент и спорили с пеной у рта.
Снаймен помогал им во всем: доставал оборудование, добивался денег у университетского начальства, радовался вместе с ними, когда Деон начал получать результаты, подгонял и подталкивал, когда, по его мнению, они ослабляли усилия.
В тот вечер они удачно завершили серию экспериментов, устанавливая, в какой мере низкие температуры предотвращают разрушение мозга из-за кислородного голодания. Деон, опьяневший от успеха и усталости, допивал свой кофе. Робби посмотрел на часы.
— Черт, ну и засиделись мы! Десять минут двенадцатого, а утром нам надо быть в операционной, братец!
— Подумаешь! — почти пропел Деон. — Ты понимаешь, что перед тобой чудо?
Он показал рукой на двух подопытных собак, которых лаборант-африканец готовился вернуть в клетки.
— Посмотри на них. Целый час они были мертвыми. Сердце не билось, дыхание и циркуляция отсутствовали, как и деятельность мозга. Длившаяся час смерть, согласно всем определениям! И вот они. Идут!
Робби смотрел на него ухмыляясь.
— И вот что я тебе скажу, — продолжал Деон. — В один прекрасный день мы используем эту методику для пересадки головного мозга.
— Ну, так пересади мой, и поскорее, — с притворным унынием потребовал Робби. — Ты ведь уже выжал его досуха.
Но Деон не слушал. Он встал с пустой кофейной чашкой в руке и смотрел на двух дворняжек так, словно увидел их впервые. Он прикусил нижнюю губу и прищурился.
Робби, который хорошо изучил эти симптомы, испустил тяжелый вздох.
— А теперь что? — спросил он жалобно.
— Я тебе скажу, как мы можем осуществить пересадку мозга, — торопливо сказал Деон, весь во власти поразившей его мысли. — Слушай, я знаю как. Идея ясна. Остается только уточнить детали.
— Как сказал епископ одной актрисе…
— Заткнись и слушай. Мы пересадим голову одной собаки на туловище другой.
Робби внимательно посмотрел на него.
— Ты серьезно?
— Конечно. И мы это сделаем.
— Ты с ума сошел, — решительно объявил Робби. — Гипотермия, конечно, защищает мозг. Ну, а все нервные стволы, которые надо будет соединить? После рассечения спинного мозга…
— Ты не понимаешь. Я не собираюсь отделять обе головы. Только одну. Затем я пересажу ее на туловище другой, сохраняя общую циркуляцию.
Подумав, Робби сказал:
— Ага! Да, пожалуй, это возможно. Двухголовая собака. Но вряд ли это можно назвать пересадкой головного мозга.
— Пусть так, — согласился Деон. — Вторая голова, конечно, не будет контролировать ни единую часть тела. Но если мы сохраним головной мозг, то черепно-мозговые нервы будут функционировать, то есть, если мозг останется невредим, голова будет жить. А это покажет возможности гипотермии!