Ему надо было найти виновных, обличить кого-то или что-то. Не вина девочки, что она родилась такой. Значит, виновен тот, кто создал ее? Так вопиять ли, грозя кулаками богу, который не может или не хочет услышать, так он далек от страданий земных существ? Или просто пожать плечами и смириться со странной прихотью слепой судьбы?
— Где теперь эти кардиологи, черт бы их побрал? — закричал он, ни к кому не обращаясь. — Почему они не объяснят нам сейчас, как оперировать это сердце? Как они умудрились напутать с диагнозом?
Этот взрыв принес некоторое облегчение, он снова начал изучать сердце.
Как-то в Европе он познакомился и подружился со скульптором, носившим странную фамилию Архив. Тот пригласил их с Элизабет к себе в студию, и Деон увидел на пыльном заднем дворике пять-шесть больших кусков мрамора.
Он остановился у большого выходившего на юг окна и позвал скульптора, который объяснял что-то Элизабет у незаконченной обнаженной фигуры.
«А это? — поинтересовался Деон. — Почему вы не использовали эти прекрасные куски мрамора?»
Архив встал у окна рядом с ним. По булыжному дворику высокомерно шествовал черный кот, направляясь к шеренге мусорных бачков. В пыльном воздухе висели солнечные лучи. Скульптор задумчиво смотрел на беспорядочно сваленный мрамор и улыбнулся Деону.
«Понимаете, профессор, — сказал он, — я еще не вижу, что у них внутри».
Тогда Деону эти слова показались неясными и немного напыщенными, но теперь он понял, что имел в виду скульптор. Сейчас он смотрел на сердце и не видел, что скрывается внутри него.
Самое лучшее было зашить и оставить все как есть. Не вмешивайся, внушало благоразумие. По крайней мере ты не сделаешь хуже. А попытаешься подправить эти обрывки и лоскутки — все можешь погубить. Угадать, где здесь проходят нервные пучки, невозможно. Значит, ты вызовешь блокаду сердца.
Но мятежная и властная часть сознания не желала мириться с поражением. Выход должен быть, только надо его найти.
— Гвидо!
Итальянец, обычно самоуверенный, уже заразился от него нерешительностью. Он расстроенно смотрел на Деона.
— Ступайте, позвоните Питеру, — велел ему Деон. — Скажите, что чертовы кардиологи ошиблись. Объясните, что межжелудочковая перегородка тоже отсутствует. Не думаю, что тут вообще возможно что-то сделать. Я собираюсь зашить. Спросите, согласен ли он.
Гвидо кивнул и отошел от стола. Сестра помогла ему развязать тесемки халата. Пневматическая дверь закрылась за ним с сиплым вздохом, который в напряженной тишине операционной прозвучал оглушительно громко.
— Тут никто ничего сделать не может, — запальчиво сказал Деон, обращаясь к Робби, точно оправдываясь, хотя Робби даже не смотрел в его сторону. — Это совершенно невозможно. Знай я, что и желудочек один, я сразу отказался бы оперировать.
Робби кивнул, соглашаясь, но это ни на йоту не смягчило тягостного ужаса поражения. Деон сознавал, что ему нет никакой нужды оправдываться перед Робби или перед кем бы то ни было.
Кроме как перед самим собой.
Они стояли у операционного стола в молчании, ничего не делая, и это было самое страшное.
Не в силах дольше терпеть это тупое отчаяние, Деон начал двигать неприкрепленные створки сначала трехстворчатого клапана, затем митрального, располагая их по-разному. Он видел самую верхушку сердца, видел устье клапанов аорты и легочной артерии. Каждый должен соединиться с отдельной камерой. Но как это сделать? С чего начать?
Дверь снова вздохнула. Вошел Гвидо, его оливково-смуглое лицо посерело и поблекло от пота.
— Питер говорит… — он проглотил слюну и начал снова: — Питер говорит, чтобы вы делали как находите нужным.
Деон внутренне невесело рассмеялся. А чего ты ждал? Одобрения? Снятия с тебя ответственности? Хотел, чтобы он сказал сочувственно: «Что поделаешь, Деон. Зашивайте».
Ты с самого начала знал, что решение, каким бы оно ни было, примешь ты.
Ну и хорошо. Решай же.
И в ту самую секунду, когда он открыл рот, чтобы попросить Коллин подать шовный материал, оно пришло. Туман вокруг, в котором даже привычное казалось незнакомым, вдруг рассеялся, и он ясно увидел свой путь.
Как глыба мрамора — Архиву, сердце Кэтлин само подсказало свою форму.
— Гвидо, мойтесь, — сказал он. — Попробуем, Робби.
Глаза Робби округлились. Потом с притворной небрежностью он кивнул.
Сначала надо создать межжелудочковую перегородку. Но через предсердие этого не сделать, придется искать другой подход. Он сделал поперечный разрез передней стенки правого желудочка, чуть ниже клапана легочной артерии. Тщательно обошел ветвь правой коронарной артерии — когда операция закончится, Кэтлин понадобится все, чем располагает ее организм.