— Ну, само собой. Я…
Если раньше тон Деона был резким, теперь он стал еще и презрительным.
— И, даже если вы больше не считаете его другом, он остается вашим коллегой.
Робби оторопело поглядел на него. Затем, явно стараясь обратить все это в шутку, поднял руки над головой:
— Не стреляйте, шериф. Я сдаюсь.
Деон, все еще хмурясь, надел халат и направился к двери.
— Я ведь только шутил, — извиняющимся голосом сказал Робби. — Стоит ли горячиться по пустякам. — Он ухмыльнулся в спину Деону. — Неужели и ты занимался изготовлением младенцев?!
Деон был уже за дверью. При этих словах он резко повернулся, и Робби, не ожидавший этого, натолкнулся на него и попятился.
Деон смотрел на него, прищурясь, чуть пригнувшись, словно перед прыжком, и ледяным голосом отрезал:
— Я никакого отношения к его работе не имею. Но он мой друг, даже если потерял вашу дружбу. И я пришел бы ему на помощь, как собственному брату.
Во время обхода атмосфера оставалась напряженной. Все с тревогой следили за лицом Деона, и кое-кто на всякий случай старался укрыться за спинами остальных.
Палатные врачи торопливо излагали сведения о пациентах за сутки. Ни вопросов, ни обсуждения — Деон переходил от кровати к кровати почти машинально, испытывая странное ощущение, что на самом деле он вовсе не здесь, не в клинике, что человек в белом халате и темном, прекрасно сшитом костюме, уверенно двигающийся от одного больного к другому, выслушивающий доклады и отдающий четкие распоряжения, это не он, а кто-то другой, ему неизвестный. Он же, Деон ван дер Риет, лишен телесной оболочки и просто следит за действиями этого незнакомца со стороны, с любопытством и даже недоумением.
Неужели я действительно такой? — спрашивал он себя. Я на самом деле хожу вот так, держусь вот так, думаю вот так?
«Я пришел бы ему на помощь, как собственному брату».
Он действительно так сказал?
На середине обхода он не слишком убедительно сослался на то, что его ждут в приемной, и ушел. Теперь Филипп, наверное, уже у себя?
Он шел через вестибюль к дверям, когда по лестнице, прыгая через ступеньки, сбежал Мулмен.
— Профессор! Профессор!
Деон нехотя остановился.
Очки Мулмена соскользнули на самый кончик носа, и он смотрел поверх них.
— Собака, которую мы оперировали на прошлой неделе, все еще молодцом!
— А? Очень хорошо, — сказал Деон. Мулмен явно растерялся, не понимая этого равнодушия, и прижал руки к груди. — Пожалуй, эксперименты мы можем кончить, — продолжал Деон. — А как Джованни?
— П-п-прекрасно, — ответил Мулмен и глубоко вздохнул, стараясь справиться с нервным заиканием. Затем он сказал: — Конечно, высокий гемоглобин и гематокрит, но в остальном анализы крови в норме. И он совсем освоился в палате.
— Отлично. Вы за ним присматриваете?
— Да, сэр.
— Значит, все хорошо.
Деон сказал это, явно давая понять, что разговор окончен, но Мулмен словно ничего не заметил и пошел рядом с Деоном к выходу.
— Я хотел бы… профессор…
Деон, нахмурившись, повернулся и нему. Ну, что еще?
Мулмен спросил растерянно:
— Вы видели статью в «Тораксе», сэр?
— Какую статью?
Мулмен тут же вытащил из кармана свернутый журнал. Он раскрыл его на загнутой странице и протянул Деону.
— Боюсь, французы вас опередили, сэр. — В голосе Мулмена звучало неподдельное сочувствие.
Одного взгляда на диаграммы оказалось достаточно. Деону не нужно было читать текст. Он видел перед собой точную копию методики исправления атрезии трехстворчатого клапана, которую он придумал и разработал в лаборатории.
Фамилия одного из авторов была ему знакома. Они встречались на конгрессе в Лондоне. Француз держался угрюмо и сдержанно, но заметно оттаял, когда между ними завязался разговор, и оказался вполне приятным человеком.
— Они уже оперировали больных?
— Нет, сэр. — Мулмен перевернул страницу. — Они пишут, что у них намечено несколько пациентов, но пока еще ни одной операции они не делали.
Деон попытался изобразить на лице улыбку.
— Так что пока нам по-прежнему неизвестно, какой результат она даст на людях.
Мулмен медленно кивнул.
— Такая незадача, профессор.
— Но ведь это не так уж и важно, а? — Деон надеялся, что его слова прозвучали убедительно.
Показывать это не полагается. Так диктуют правила поведения настоящего мужчины. Тебя озарила блистательная идея, и ты трудился над ее воплощением, отрабатывая каждую мелочь, исходил кровавым потом, когда что-то не ладилось. И находил-таки решение, проверял и перепроверял. А затем кто-то в другой части света, кого тоже осенила эта идея, только раньше, появляется неизвестно откуда и обгоняет тебя на финише. И хотя твои инстинкты требуют зарычать, растерзать его, ты, словно собака в наморднике. Должен улыбаться и поздравлять его с победой.