— Чертовски здорово!
— Сделано на редкость, Деон!
— Великолепно, Деон! — Это сказал Питер Мурхед.
— Вот это операция!
Ему нестерпимо захотелось уйти. Судорожно проглотив слюну, он отошел от операционного стола.
— Питер, вы с ребятами осушите и закроете грудную клетку без меня?
Он прошел через двойные двери в умывальную, машинально снял перчатки и робу, потом вымыл руки.
Пойти обрадовать Триш?
Нет, лучше немного подождать.
Все в том же оглушенном состоянии он пошел в ординаторскую и налил себе чаю. Чай оказался холодным. Слава богу, операция позади и с Джованни все хорошо.
Он вернул долг. Давний долг. Счеты сведены.
В памяти возникла та ночь. Триш безучастно пересказывает ему подробности аборта, а потом начинает рыдать и признается, что это было ужасно; Триш широко раскрытыми глазами смотрит на то, что могло быть ребенком, и кричит: «Мертвый!»
Теперь он вернул ей сына, живым.
— Деон, идите скорее! — словно издали донесся чей-то голос. — Скорее. Вы нужны в операционной.
Он тупо посмотрел на профессора Снаймена, который стоял в дверях ординаторской.
— Да очнитесь же, Деон! Малыш в коллапсе. Вас ждут в операционной.
Раздумывать, откуда появился старик, было некогда. Не было времени размышлять и о том, зачем он пришел. Деон побежал.
Только одна мысль сверлила мозг, когда он, схватив шапочку и маску, вошел в операционную: «Как я скажу Триш?»
— Что случилось? — крикнул он.
Питер Мурхед в отчаянии силился объяснить.
— Все было прекрасно, пока мы не закрыли грудину. Но тут венозное давление подскочило, а артериальное пошло к черту.
Он предвидел это. Опасался этого. Ребра и грудина придавили имплантат. Все-таки надо было завести его под аорту. А теперь кровоток затруднен. Он ошибся.
Она стояла там же, где он оставил ее, но только лицом к окну. Однако, подойдя ближе, он заметил, что она смотрит не на панораму города за окном, а сосредоточенно изучает пожарный кран в нише за стеклом и плоский свернутый шланг. Он понял, что она видит что-то свое.
Когда он подошел к ней, она повернулась. Ее фигура казалась окаменевшей, но взгляд был внимательным и как будто спокойным. И с тем же проникновенным спокойствием она посмотрела в его глаза.
Он не успел ответить — она прочла ответ в его глазах, и ее лицо стало другим.
Но, словно это была магическая формула, которую необходимо повторять без единого изменения, или ритуал, теряющий силу, если будет упущено хотя бы одно предписанное движение, она все-таки задала обычный вопрос:
— Как он?
— Молодцом.
— Все прошло хорошо?
Он очень устал, но не мог показать этого. Не сейчас.
— Небольшая неприятность, когда закрывали грудную клетку. Прижало пересаженный сосуд. Но машина «сердце-легкие» еще оставалась стерильной и никаких сложностей не возникло. Мы направили сосуд как нужно без всяких сложностей.
Без малейших сложностей, сказал он себе. Если не считать того, что я чуть было не убил твоего ребенка. Триш не разбиралась в хирургических тонкостях.
— И Джованни будет совсем здоров?
— Ручаться тут трудно, Триш. Но я думаю, что да.
— Слава богу! Когда мне можно будет его видеть?
— Немного погодя. Мы переведем его в послеоперационную палату и, как только все будет налажено, позволим тебе взглянуть на него.
— Спасибо.
Они пошли рядом по коридору.
— А как твои дела? — спросила она.
Деон замялся, а потом спросил уклончиво:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты ведь не очень счастлив, правда?
Лгать ей всегда было трудно. И тем не менее солгал.
— А, так, мелочи жизни, — сказал он беспечно.
Она не спускала глаз с его лица.
— Ничего неразрешимого.
А сам в то же время спросил себя: «И ты знаешь решение?» И ответил: «Не знаю. Но найду его».
Твой удел — ходить по канату. Каждый день.
— Мне надо идти, — сказал он.
— Да, — ответила она. — Спасибо! Спасибо за все, что ты сделал. Спасибо, доктор.
Он поглядел на нее, удивленный таким официальным обращением. В ее устах это звучало странно. И тут же решил — нет, вовсе не странно.
Да, подумал он. Все правильно. Ведь я доктор.
Он кивнул ей и вернулся в операционный блок. Вернулся к своему больному.