Правая бровь веркомандира медленно поползла вверх, выражая недоумение, но больше он своих эмоций никак не выразил. Что с них взять? Модифицированные были лишены подвижной мимики. Они вообще не показывали своих чувств, вечно скрываясь за маской отчужденности.
– Зачем вы украли ключ-карту? – задал он следующий вопрос, так и не получив ответ на предыдущий.
– Я не крала, – проговорила с самым честным взглядом. – Она лежала на полу.
– Вы лжете. – Это была констатация факта, но...
– Чем докажете?
Левая бровь медленно встала на уровень правой. Да я сама в шоке! Видимо, от страха во мне взыграла наглость, расцвела, так сказать, пышным цветком, и остановить ее я была не в силах. Если бы имсит меня сейчас заткнул кляпом, я была бы ему очень благодарна. Даже грамоту выписала бы!
– Вы собирались угнать малыша. – И это тоже был факт.
– Я всего лишь хотела посмотреть.
– Посмотреть боевой артиллерийский корабль? – Его брови окончательно завоевали новое место.
– А что в этом такого? – спросила я обвинительно. – Мне нравится военная техника.
– Вам?
Я прямо-таки видела, как он взглянул на мое короткое красное платье, ничуть не закрывающее колени. Как прошелся взором по туфлям на бесконечно высоком каблуке. Я на них ходила не без усилий, так что взгляд мужчины прекрасно понимала. Не выглядела я как человек, интересующийся космолетами. Но это не означало, что я ими не интересуюсь!
– А что? Девушкам не могут нравиться боевые корабли? У вас есть на этот счет какие-то предрассудки?
– То есть не признаетесь?
Я замолчала, упрямо поджав губы. Все, что я хотела сказать, уже было произнесено. Я же не робот, чтобы повторять заданную программу.
– Отлично, – подвел мужчина неутешительный итог. – До конца полета вы будете находиться здесь под моим присмотром.
– С чего такая радость? – теперь опешила я. Опешила оттого, что меня никак не накажут!
– Или здесь, или тюремный отсек, – поставили мне ультиматум.
– Тюремный отсек, – выбрала я, не думая ни секунды.
– Вы серьезно? – Нет, все-таки его брови прилипли.
– Более чем, – хорохорилась я, гордо приподняв голову. – У меня нет желания лицезреть вашу физиономию дольше необходимого.
И вот тут я поняла, что меня сейчас будут убивать.
Он поднялся резко. Настолько резко, что и стул, и стол, прикрученные к полу, заскрежетали, норовя рассыпаться. Я даже не сжалась, в диком ужасе наблюдая за тем, как мужчина преодолевает расстояние между нами в три шага. С такой скоростью преодолевает, что картинка смазывается: мое зрение за ним просто не поспевало.
Имсит ударил. Не меня, слава богу, а по экрану, что отвечал за открытие двери. От его кулака монитор с хрустом смялся, вынуждая меня подпрыгнуть на стуле, но дверь все-таки открылась.
– Бросьте ее в тюремный отсек, – он произнес это абсолютно спокойно, но в его голосе однозначно звенела сталь.
Модифицированный точно желал меня разорвать, но каким-то чудом еще сдерживался.
Никто не посмел войти в его кабинет. После секунд промедления, что показались мне вечностью, я сама вылетела в секретарскую, понимая, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Этот взгляд, пылающий серебром, словно два светильника, я не хотела бы увидеть больше никогда.
И другие не хотели. Замерев в нерешительности на пороге, они не смотрели на него, отводя глаза. Пришлось брать дело в свои руки и буквально тащить по коридору своих конвоиров.
– Скорее! Скорее! Да шевелите вы ластами! – торопила я мужчин. – Если повезет, мы успеем спрятаться в тюремном отсеке до того, как он озвереет! Там защита надежная?
– Толщина стали не меньше метра! – ответил мне молодой. – Но она нам не поможет!
– А что поможет?
– Инъекция успокоительного, что находится у него на запястье, – затормозил широкоплечий уже на первом уровне. – Кому-то из нас надо вернуться.
– Вот вы и возвращайтесь! – воскликнула я, выхватывая из его рук ключ-карту желтого цвета и прикладывая ее к экрану. – А я, пожалуй, в тюрьме отсижусь.
Ключ-карту, как ни странно, у меня никто не отобрал. Вместе с ней я проскользнула через все коридоры до тюремного отсека и самолично под удивленным взглядом дежурившего охранника вошла в свободную камеру. Честно говоря, они все были свободны, но я выбрала самую дальнюю.
От греха подальше.
В этой камере я провела весь оставшийся полет. При наличии ключ-карты могла бы снова попробовать свистнуть “Малыша”, но при всем своем безрассудстве и помутнении самоубийцей не была. Верила, еще немного – и меня бы просто убили, разорвали голыми руками за мой острый язык и полное отсутствие мозгов и инстинкта самосохранения.