Но только сегодня и в качестве исключения.
Преподавательница по математике даже тренироваться посоветовала в свободное время, между делом похвалив меня за правильно решенную задачу. Еще бы у меня было это свободное время.
Четвертым и последним на сегодня занятием стала литература. Немолодая женщина в черном платье-балахоне заставляла нас поочередно читать вслух отрывки из произведения. Последней в этой очереди оказалась я:
– ...И губы губ касались боязливо.
И сердца стук все затмевал собою.
Жар ночи околдовывал. Пытливо
Я любовался только лишь тобою.
Скользила ткань, рвались границы. Очи...
Чернее них не видел, не увижу.
Бывает так: светило затмевает ночи,
А я все больше, больше ненавижу.
Я ненавижу взгляд, которым смотришь.
Я ненавижу блеск твоих волос,
Их аромат. С ума меня ты сводишь –
Твой профиль, стан и аккуратный нос.
Я ненавижу миг той первой встречи,
Я ненавижу сладость твоих губ,
Я ненавижу те пустые речи,
В которых оказался слишком груб.
И губы губ касались боязливо.
И сердца стук все затмевал собою.
Я помню все, что ты мне говорила.
Я помню миг, как заболел тобою.
(Автор Любовь Огненная)
– Прекрасно, Веролика, – похвалила меня преподавательница, вынуждая смутиться. – У вас определенно есть талант. Я бы посоветовала вам попробовать себя на актерском поприще. Никогда не думали связать себя с театром?
– Я хочу стать офицером космической армии, – произнесла я твердо.
– Вот как? – удивилась женщина.
– Похвальное стремление, – внезапно раздался голос имсита, заставляя всех воспитанниц обернуться. Мужчина стоял в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку. – Асандра, разрешите, я заберу Веролику?
– Да-да, конечно, – спохватилась преподавательница. – Мы уже закончили.
Забрав все свои принадлежности, я молча последовала за модифицированным. Мысленно уже готовилась к худшему, потому что мне предстояло готовить обед. И не просто готовить, а, судя по всему, опять делать это под неусыпным контролем директора.
– Какие планы? – поинтересовались у меня, стоило нам оказаться на кухне.
– Никого не отравить, – коротко отозвалась я, по памяти открывая шкафы, чтобы достать из них ингредиенты.
– Будем считать, что это почти успех, – занял он все то же место за островком. – А готовить что собираешься?
– Что-нибудь.
– Необходимо первое, второе, напиток и салат.
Ну, это я знала и без имсита. Как и то, что для любого супа сначала варили бульон. Как его варить, я даже почти помнила. Однажды мне довелось побывать при этом знаменательном событии – мама Джаза стояла у плиты, пока я дожидалась парня. Так вот в кастрюлю она положила куриные окорочка, очищенную морковь, лук прямо в шелухе, немного соли, перца и сушеные листики. Я тогда еще спросила, почему лук не очищен, на что женщина ответила, что из-за шелухи бульон для супа станет золотого цвета.
Но на этом мое любопытство не закончилось. Я просто не понимала, как из целых окорочков и овощей должен получиться суп. Оказалось, что через час из бульона вынимали абсолютно все, а в ход шли нарезанные овощи, крупы или вермишель и разделанное на более мелкие куски мясо, избавленное от костей. Ее советами я сейчас и собиралась руководствоваться.
Покидав все в кастрюлю с водой, я принялась избавлять корнеплоды от толстой кожуры.
– Почему ты не очистила шелуху с лука? – раздался голос модифицированного у меня над ухом.
За своими мыслями я и забыла, что нахожусь на кухне не одна, настолько тихо сидел директор. До этого момента.
– Так варится бульон на суп, – с важным видом отметила я, не прерываясь ни на секунду.
Получалось, честно говоря, из рук вон плохо. После моих издевательств с ножом от корнеплодов оставалось совсем немного. Но я упрямо продолжала делать вид, что все идет по плану.
Эльдертарион же делал вид, что абсолютно мне не помогает. Так, в отсутствие его помощи сама собою на плите оказалась вторая кастрюля, а из подвала были принесены консервы в банках, которые я даже открывать не умела. Зато это умел делать директор.
– Куда столько вермишели? – перехватил мужчина мое запястье, не давая засыпать и четверть пачки в кастрюлю.
Однако меня в этот момент почему-то перестала волновать вермишель. Меня вообще что-либо перестало волновать, потому что одно-единственное касание вызвало во мне противоречивые чувства: и испуг, и что-то такое, чему я пока не могла подобрать описание.
Я не только вздрогнула, нет, когда пальцы мужчины обожгли мое запястье. Меня еще и в жар бросило от того, как близко директор ко мне стоял. Он в буквальном смысле касался телом моей спины. Я ощущала его учащенное сердцебиение сквозь слои одежды.