— Матвей…
— Я не буду приставать к тебе, Неженка! — обрывает он меня. — Просто останься со мной.
— Но мне завтра на работу, — делаю ещё одну попытку.
— Мне тоже, — отмахивается Матвей. — Завтра в семь придёт сиделка, и я отвезу тебя домой!
— Но мне даже не во что переодеться, — совсем растерялась я.
Матвей подошёл к своим вещам, и взял из стопки верхнюю футболку, ту которую я нюхала, подошел и протянул её мне.
— Вот эта вообще не причина, Неженка, — усмехнулся он.
— Хорошо, тиран, — вздохнула я, сдаваясь, — где ванная?
Он улыбнулся, видимо и так предполагал, что я не стану сильно упрямится.
А когда я вернулась, то застала расправленный диван, застеленный белым бельём, с пышным мягким одеялом. Я сложила свои вещи на кресло. Футболка Матвея доставала мне почти до колен, и в ворот так и норовило выкосить то одно плечо, то другое.
Он стоял ко мне спиной. Раздетый, в одних боксерах, ковырялся в телефоне. Я немного зависла, разглядывая широкие плечи, рельефную спину, подтянутые ягодицы. Пальцы тут же зазудели, от необходимости коснуться горячей кожи, под которой катаются твёрдые мышцы. Дыхание участилось, и я сжала ладони.
Я могла коснуться его.
Вот только я сама просила его не трогать меня, а теперь, буду провоцировать. А он не остановиться, и я буду потом сгорать со стыда, как тогда в кафе. Эти воспоминания остудили мой пыл, я на цыпочках подошла к дивану, и скользнула под одеяло. Меня тут же окутал аромат свежевыстиранного белья, и я приятно зажмурилась, сжавшись в комочек.
Щелкнул выключатель, и свет погас.
Диван прогнулся под тяжестью Матвея. Он распахнул одеяло, улёгся и подтянул меня к себе, сгребая в объятия, утыкаясь носом в мою макушку. Я прижалась спиной к его груди, а в ягодицы мне отчётливо упёрся его твёрдый член под боксерами.
— Матвей, — шикнула я, отпрянув от него.
— Успокойся, Люба, — притянул меня обратно, — рядом с тобой у меня всегда стояк. Сказал же, не буду приставать, значит, не буду!
Я ещё немного поёрзала, чем заслужила его ворчание, а потом и вовсе развернулась лицом. Улеглась к нему на плечо, уткнув нос в сгиб шеи, вдыхая горький аромат.
В комнате было темно, и я пробежалась пальцами по его лицу, определив, что глаза его закрыты.
— Матвей? — позвала я шёпотом.
— М-м-м? — отозвался он.
— А что с твоей мамой? — спросила, но по обыкновению и не надеялась на ответ.
— Перенесла микро инсульт, — всё же ответил он, — теперь восстанавливается. Уже, как месяц дежурю по ночам. На телефоне даже приложение установил, синхронизировал с её. Ей даже звонить не надо, просто коснуться иконки, если плохо. Если ей завтра будет лучше, познакомлю вас.
В тихих словах, скользило много боли, и сожаления. Он явно чувствовал себя виноватым, в болезни матери.
Я погладила его по щеке, на ней уже обозначилась щетина.
— Мне очень жаль. Я надеюсь, она поправится! — шепчу в ответ.
— Я тоже, очень на это надеюсь, — его горячее дыхание обрамило мою макушку.
— Матвей?
— М-м-м?
— А вот тут висит портрет мужчины, очень похожего на тебя, это кто? — снова спрашиваю я.
— Это я похож на него, а не он на меня, — поправляет он меня, — это мой отец. Его не стало, когда мне было десять.
Я громко охнула.
— Погиб в автокатастрофе, — опережая мой вопрос, говорит Матвей.
— Я понимаю твою боль, — я поднимаюсь на локте и всматриваюсь в темноту, — моя мама умерла, когда мне было шестнадцать. Долго болела, но и долго боролась, почти десять лет.
Чувствую, как сжалась его рука на моей талии.
— Тяжело терять родителей, — шепчет он, — неважно, сколько тебе лет!
— Да — соглашаюсь я, и снова ложусь рядом, он прижимает меня к себе.
— Возможно, если бы был жив отец, я бы меньше глупостей совершил бы, — продолжает Матвей, — хотя тогда бы с Гором не познакомился.
— С Гором? — не поняла я.
— С Егором, — уточняет он, — мы, как раз с ним познакомились, когда я из армии вернулся. Это он меня втянул во всё то дерьмо, но, правда, потом и вытащил. А если бы я с ним не познакомился, то не узнал бы тебя.
Это признание снова задевает меня за живое. Я улыбаюсь, благо в темноте не видно.
— Ну, если учесть, что сперва ты меня просто пугал, то, как я вообще от тебя не сбежала?
— Можно подумать у тебя были шансы сбежать! — усмехается он.
— А что, не было? — наивно поинтересовалась я.
— Ни одного, даже если бы попробовала, догнал бы и … — он почему-то не договорил, хотя и так было понятно, что и.
— Но почему?
— Что почему? — не понял он.
— Почему я? Ты просто пёр, как танк…
— Я смотрю, тебя это давно терзает, Неженка, — хмыкнул Матвей, и немного отстранился.
— Не хочешь, не отвечай, — обиделась я, но гордо отвернуться мне не дали. Матвей снова подтянул меня к себе, и обнял.
— Да не знаю, чего меня так перемкнуло тогда. Хотя… — он задумался.
— Хотя? — насторожилась я.
— Я охуел, когда увидел, как ты готовишь! — признался он.
Я рассмеялась, прикрывая рот ладошкой, а потом, и вовсе уткнулась в подушку.
— Ну и чего ты смеёшься? — заворчал он.
— Я ожидала, что ты сейчас, как всегда, отпустишь пошлые комплименты, отдельным частям моего тела, а ты, оказывается, был сражён моей хозяйственностью, — оправдывалась я, за своё веселье.
— О, можешь не сомневаться, твою охренительную задницу, я заценил ещё с порога, — не заставил он себя ждать.
— Да уж заметила я, — всё ещё веселясь, ответила я, и тут же почувствовала, как он без зазрения совести лапает меня, как раз за предмет разговора.
— Матвей, — я перехватила его руку, и он послушно убрал её.
Мы замолкаем. Я вспоминаю тот новогодний вечер, покручиваю все детали.
— Интересно, если бы я всё же осталась с Евгением, — кидаю я предположение.
— Нет, — отрезает Матвей.
— Ну, если…
— Нет, — перебивает он меня, и резко наваливается, подминает под себя.
— Говорю же нет! — рычит. — Ты моя, и всё тут!
Накрывает мои губы своими, но не жмёт, сдерживается, целует, хоть и держит так, что шелохнуться не могу. Твёрдое тело прижато к моему, и я отчётливо ощущаю, его возбуждение. Во мне тут же всё оживает, и неимоверно хочется забыться в сладких ощущениях, но я не могу. Я потом себя не прощу.
— Отпусти. Ты обещал! — прошу его.
Он приподнимается, и я выскальзываю, поправляю сбившуюся футболку, и отползаю к стене. Слышу, как он шумно дышит, я и сама запыхалась от этого нападения, которое обычно завершается бурным сексом.
— С тобой невозможно просто спать, — ворчит он, и снова ложится, шарит рукой в поисках меня.
— Ты сам предложил остаться. Теперь пеняй на себя, — отзываюсь я и отталкиваю его руку.
Мне тоже нелегко, держать себя в руках. Каждое его прикосновение плавит меня.
— И что, так и будешь, стенку подпирать, — фырчит он недовольно, но не настаивает.
Он вообще стал более деликатный, если это понятие можно отнести к Матвею. Слушает, и главное слышит меня. Действует осторожно, словно любое резкое движение спугнёт меня.
— Так лучше, — отвечаю я, — ты же видишь, что происходит.
Пищит телефон Матвея, высвечивается какое-то сообщение. Я не смотрю на экран, но вижу, что он поспешно смахивает его, а ещё замечаю нахмуренные брови.
— Прости, звук не могу убрать, если мама…
— Да всё в порядке, — обрываю я его, и отворачиваюсь.
— Люба! — зовёт он меня, после долгого молчания.
Я честно пыталась заснуть, но как, ни старалась сон не шёл.
— Что?
— Когда у тебя день рождения? — вдруг спрашивает он.
Я оборачиваюсь.
— То есть мы дошли до той стадии, когда можно вскрывать все карты? — шучу я.
— Ответь, — как всегда рычит.