– Убили! – зарыдал в голос мужик.
– Убили! – вторили ему тетки, они уже успели собраться вокруг нас плотным кольцом.
Поезда все не было. Внезапно появился милиционер.
– Этот? – он указал на меня.
– Этот! – хором ответили тетки.
Появился второй милиционер. Первый начал заламывать мне руки и наконец защелкнул на них наручники. Мужик притих, поднялся и попытался скрыться в толпе. Но милиционеры остановили и его. Взяв двух теток как свидетелей, милиционеры повели нас в конец платформы, в отделение. Тетки сгрудились у стола, а нас с мужиком запихали в обезьянник, причем мужик сразу испуганно отполз от меня в дальний угол, хотя наручников с меня так и не сняли. Кровь из его носа уже не лилась.
Тетки стали сбивчиво объяснять что произошло. Одна из них, более старшая, присутствовала с самого начала, но рассказывала почему-то что пьяный мужик пытался столкнуть мальчика на рельсы, а мальчик от него спасался, убегая. Вторая видно подошла к концу происшествия, и рассказывала теперь, что парень избивал мужика. Меня она почему-то называла исключительно «рэкетиром». Милиционеры так ничего и не поняли, зато к ним заходили все новые коллеги, а один даже, опытным глазом глянув на обезьянник, объявил с порога: «Ого, утро, а уже пьяного задержали. А этого парня за что? Вор?»
Наконец из обезьянника выволокли мужика и брезгливо обыскали, стараясь не испачкаться в крови. В его карманах нашли очки, семь рублей денег и видеокассету «Немецкие танки». Вот это последнее как раз очень не понравилось милиционерам.
– Танками интересуетесь, сволочь? – спрашивали они его, почему-то на «вы» – наверно так полагалось по инструкции.
Затем мужика отправили обратно и вывели меня.
– Что это у тебя с руками? – спросил милиционер, снимая наручники.
– А что такое? – внутренне торжествуя, осведомился я.
– Холодные как резиновые – протез что ли?
– Да нет, я просто умер сегодня утром.
– Нежилец. – сочувственно ахнули милиционеры и две тетки-свидетельницы. – А что же с тобой случилось, парень?
– Авария. Умер сегодня в больнице, вот ехал прощаться с однокурсниками…
– Так что же ты сразу не сказал! – нестройным хором произнесли милиционеры, – У тебя и так времени мало, а мы тебя задерживаем!
– Братушка, прости меня, козла! – засипел мужик из обезьянника.
– Можно идти? – спросил я.
– Конечно, иди, извини что так получилось. – сказали вразнобой трое милиционеров, а четвертый добавил, – Стой, погоди, дай руку, я еще раз гляну.
– Да ладно, Леха, что и так не видно, что нежилец? – возмутились милиционеры.
– А кто его знает, может прикидывается. Проверить полагается. – ответил Леха, рассматривая мою ладонь. – Вроде нежилец. Фамилия-то твоя как? Паспорта нету?
– Леха, какой паспорт у нежильца? – возмутились остальные. – Не гневи Бога, помрешь – тебя так гонять будут. Иди, иди, парень. – кивнули они мне.
– Ладно, иди. Сумку свою не забудь. – кивнул Леха и погрозил кулаком в сторону обезьянника, – А ты, мразь, нам за паренька ответишь!
– Ну вы его все-таки не очень… – неопределенно сказал я, было жалко мужика.
– Разберемся! – грозно заявили милиционеры.
Я вышел из отделения. Народу уже не было, видно поезд все-таки тут появлялся. Пока я устанавливал часы, пришел следующий, и я поехал в институт.
В институте как раз был большой перерыв, наши ушли обедать. Я решил не появляться в буфете, а поднялся в пустую аудиторию, где после перерыва начнутся занятия, и сидел там, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Все-таки я еще наверно не успел до конца осознать случившееся. Но даже сейчас родные стены института вызывали необыкновенную торжественную грусть. Когда бываешь тут каждый день – все обыденно и привычно. Но сейчас, когда жизнь остановилась, я испытывал совершенно другие чувства – каждая мелочь имела значение, каждая деталь была крайне важна и безумно самобытна. Хотелось впитать в себя навсегда каждую трещинку в штукатурке на потолке, каждую надпись на столах, и даже глупый узор линолеума под ногами. Как живые, перед моим внутренним взором, прошли вереницы лекций, которые я прогулял за три года, и мне было не то, чтобы стыдно, но просто жалко, что эти лекции, казавшиеся такими скучными и принудительными, прошли мимо меня.
В коридоре раздались голоса, и вошли Ольга, Коляныч и Аганизян.
– Здоров, Аркад! – завопил Аганизян, – Ты чего опять вторник первую пару гуляешь? Косач снова перекличку делал. Тут такой прикол был, мы так ржали – прикинь, сидим мы все, а Косач опаздывает, но дверь открыта, и Ольга вдруг вслух так громко произносит… – Аганизян вдруг осекся, – Аркад, ты чего такой… Чего такой бледный-то?
– Артем, я вчера разбился на машине. – произнес я в наступившей тишине, и сам почувствовал, что от жалости к себе на глаза наворачиваются слезы.
Ольга с ужасом охнула и села на стул. Коляныч на миг прикрыл глаза и лицо его вытянулось.
– Аркад, как же… Как же ты… Мы… – Колянычу явно не хватало слов.
– Да все нормально, ребята, я пришел проститься… – тихо произнес я.