– За что Ты меня Господи так наказываешь?!
А Маришка уже подбегала к своему двору. Глянула, а калитка приоткрыта, сердце застучало так, что казалось сейчас, в сей момент, оно выскачет из груди и она кинулась во двор. Потом в хату, забежала и обомлела: за столом сидел солдат, – это был Григорий. Маришка кинулась к нему и, упав на колени обхватила его за пояс и уткнувшись в него лицом облегченно заплакала, словно кто-то наконец-то снял с ее плечей огромную и неподъемную гору: это были слезы облегчения, радости и благодарности. Она почувствовала на своей голове руку мужа, сдвинув платок он ласково и нежно гладил ее по волосам.
– Ну-ну, хватит, чай не на похоронах. – Он отстранил ее немного от себя и, осмотрев с ног до головы, сказал: – Ты вообще не изменилась, все такая же красивая! А где Назар? Сын где?
– Он с Митькой в церковь поехал, – ответила Маришка, вытирая слезы и приподнимаясь.
Григорий улыбнулся и немного придержал ее за плечо.
– Ну-вот и славненько, а то я думаю, куда это сын запропастился. Подожди не вставай, иди лучше ко мне, дай я тебя обниму.
Маришка прильнула и крепко его обняла, почувствовав, как и он ее обнимает. Но странное дело, почему он обнимает ее только одной рукой? И только тут она ощутила, что будто бы чего-то не достает. Она в ужасе отпрянула и увидела, что там, где у Григория должна быть рука за пояс был задет пустой рукав.
– Ах! – только и смогла выговорить Мариша.
– Да, неприятность, – грустно улыбнулся Григорий.
– Как же так Гриша?
– Ничего, где наша не пропадала? Чего уж теперь и балакать об этом?.. Что стало, то стало…
И Маришка, вновь уткнувшись в его плечо, замолчала, почувствовав, что ныне не время для слез и горя. Григорий захотел проведать и поведать мать, и они вместе отправились к ней. У старой Феклы когда она увидела сына не было предела радости и она то смеялась как ребенок, то плакала, то спрашивала как у него дела, то перебивая его, начинала рассказывать и жаловаться на свою горемычную судьбину, то жалела себя, то глядя на безрукого сына начинала жалеть его. Будто ребенок, думала Маришка смотря на свою свекровь и вспоминая народную мудрость и поговорку – старые, как малые. Григорий глядя на лежачую мать тоже пустил пару скупых мужских слез, в них наверное тоже таилась и сыновья любовь и жалость к матери, а с другой стороны и жалость к самому себе. А когда с церкви вернулись Дмитрий с Назаркой, то тут и вообще общему восторгу и ликованию не было предела. Назарка поначалу сторонился отца, ведь он его никогда и не видел, но очутившись у него на коленях, потихоньку освоился и уже торжествовал вместе со всеми. Он то и дело теребил Георгиевский крест на его груди, а то начинал ощупывать пустой рукав, вглядываясь в отцовское лицо удивленно и даже несколько восхищенно: еще бы герой войны, да к тому же и раненый, – и все это его отец! Теперь он всем деревенским ребятишкам покажет, что он не безотцовщина, а сын героя, который на войне даже руку потерял. А потом прослышав про возвращение Григория к нему поздороваться потянулись и односельчане, в основном соседи, – всем было интересно поглазеть на вернувшегося солдата. Говорили много добрых слов, подбадривали и Григорий даже стал забывать о своем увечье, точнее перестал воспринимать его как трагедию, и даже немного стал гордиться собой.
– Как же мы теперь жить будем Гриш? – спрашивала его Маришка ночью, лежа рядом с ним на перине.
– А ничего, как-нибудь проживем… Авось пенсию какую-нибудь платить будут.
И они зажили спокойной обыденной жизнью. Маришка даже подрасцвела и ее уже не так стали мучить ночные кошмары, хотя мысль о том, что ей нужно принести еще одну жертву не покидала и тревожила ее. А здесь как назло все торжество испортила старая Фекла, она взяла да и преставилась где-то через месяц после возвращения сына.
– Хоть Гришку дождалась и то, слава Богу! – было заключение односельчан.
Фекла почила мирно, хотя и пострадала перед смертью, все металась по кровати и о гадалке и кровавом зароке что-то бормотала. Бредит, думали дети и соседские старухи, заходившие ее попроведать, только одна Маришка знала, что это не бред. Она все боялась, что все всё поймут и ее начнут допрашивать. Но никто всерьез Феклын бред не воспринимал. Дмитрий отправился за отцом Петром. Когда последний по своем приезде вошел в хату, Фекла затихла и пришла в себя. Она, глянув на отца Петра проговорила:
– Выйдите все.
И все кто в этот момент оказался в хате заторопились с тяжелом чувством покинуть хату, все хорошо понимали к чему все это идет и чем это должно сейчас кончиться.