А время потянулось своим чередом. Дмитрий во всем помогал Мариши, лошадь он забрал к себе, он был холостяком, отец у них с Григорием умер, а бабка Фекла свекровь Маришки жила с ним. Они было, думали забрать Маришку к себе, да она не захотела, сославшись на то, что двор без хозяев быстро запустеет. «Да и Бог даст война быстро закончится и Гриша вернется живой и невредимый!» – говорила она тогда своим сродникам по замужеству каждый раз отказываясь от этих предложений. Но Дмитрий, конечно знал истинную причину нежелания Маришки жить с ними под одной крышей, и этой причиной был злой и ворчливый характер их с Григорием матери. Она и его часто мучила своими придирками, а уж невестку так казалось, наверное, и вообще бы тогда с потрохами съела бы, а Маришка ведь теперь еще и в положении, и ее пожеливать нужно, а не изводить. Так думал Григорий, в конце концов встав на сторону Марины и поддакивая ей в разговоре с матерью. Старуха конечно ворчала, но делать нечего смирилась, хотя наверное тоже догадываясь об истинной причине нежелания невестки жить с ними в одной хате. Дмитрию конечно так потяжельше было, но он справлялся, тем более что у Маришки с его братом во дворе и хозяйства то толком не осталось, – куры да корова и все тут.
А у Маришки вскоре начал расти живот. Дмитрий радовался, что у него вскоре племянник или племянница будет, да так рад был, будто сам отцом становился. Один раз только нехорошее чувство к нему в душу заползло, как-то он заходил в свою хату, а дверь приоткрыта была, и услышал он слова матери, которая говорила пришедшей к ним в гости Маришки:
– Ну, вот видишь, я же тебе говорила сходить к цыганке, а ты дуреха боялась!
– К какой цыганке? – спросил непонимающе Митя входя в светлицу.
Фекла недовольно сморщилась и сказала Марише:
– Иди дочь, потом поговорим, ты же говорила, что спешишь.
И Маришка, опустив лицо, проскользнула мимо Дмитрия и торопливо вышла из хаты. А он сразу приступил к матери:
– Да ты что это опять здесь людей искушаешь и к греху подталкиваешь?
– Да все ходят гадать и ворожить и ничего! Это же не преступление или порча какая-нибудь – зла никому не несет?.. – стала оправдываться Фекла перед сыном.
– Связываться с сатаной и его духами, это не зло и не преступление? – развел руками непонимающе Дмитрий.
– Да кто тебе вообще говорит про сатану? Там у цыган почти в каждой кибитке иконы висят! Как и у наших баб, которые ворожат, а у тебя все везде нечистый мерещится! Да ну тебя! Малахольный ты какой-то у меня получился! Лучше бы женился поскорее, да мать внуками порадовал, – махнув на сына рукой, в сердцах заключила Фекла.
– Признавайся, что вы удумали? – подступал Дмитрий решительно к матери.
– Уйди анчутка! – злилась старуха, не зная, что и сказать, а потом вдруг быстро нашлась и проговорила: – Посылаю я ее, если цыгане заедут к нам опять в наши места, чтобы Маришка сходила и погадала у них, когда Гришка наш вернется. И всего-то, а ты тут крик поднял. Уйди и не трогай старую, больную женщину! – и она картинно завздыхала, хватаясь за сердце рукою.
– Эх, мама уйду я от вас действительно, ей Богу уйду! Сил у меня нет терпеть эти ваши глупости! Даже и не знаю, как это назвать, это даже не глупости, а абы-что какое-то! – и он топнув, выскочил из хаты.
– Ох, дурак, дурак! Лишь бы к Маришке ни пошел и ни выведал все, а то это дура перепугается и разболтает ему про все наши дела. Господи помилуй от такого несчастья! – перекрестившись, завздыхала сокрушенно старушка и принялась далее прясть пряжу.
Фекла угадала, как только Дмитрий вышел из хаты, так сразу и направился к Маришке. А она, придя домой уселась возле печи и, взяв на руки старую, черную, тоже беременную, как и ее хозяйка, кошку по прозвищу Ночка стала поглаживать ее по голове, приговаривая:
– Бедная ты Ноченька моя! Не быть тебе матерью, погублю я твоих деточек, ни за что и ни про что! Прости меня голубушка! – Маришка уже давно решила принести в жертву водяному ее котят. Тем более что их все равно девать некуда, а кормить обременительно и поэтому деревенские бабы часто топят еще слепых котят и щенков.