— Это недоразумение, — послышался голос Барериса. Когда Яркокрылая повернула голову, Аот увидел барда, спешащего вниз по тропе.
Солдат нахмурился.
— Со всем уважением, сэр, она лично говорила со мной. Велела мне проследить за тем, чтобы грифон капитана Фезима не оказался исключением.
— Но позже, — произнес Барерис, — она говорила со мной. — Аот почувствовал легчайшую магию убеждения, струившуюся в голосе барда, словно мед. — Она сказала мне, что изменила свое решение, и капитан Фезим может оставить своего питомца себе. Возвращайся к своим обязанностям, а об этом просто забудь.
— Хорошо, — сказал легионер слегка невнятным голосом. — В этом случае… — он вернул седло на место, отдал салют и удалился.
— Кто–то составил список всех подлежащих изъятию грифонов, — обратился Барерис к Аоту. — Эта бумага случайно попалась мне на глаза, и, когда я заметил там имя Яркокрылой, то немедленно поспешил сюда.
Аот хмыкнул. По законам вежливости ему следовало бы поблагодарить барда, но он скорее предпочел бы воткнуть кинжал себе в брюхо.
Барерис нахмурился.
— Надеюсь, ты не подумал, что я способен приказать кому–нибудь забрать её у тебя, верно?
Этот вопрос заставил мышцы Аота напрячься.
— Это упрек? А почему, во имя всех богов, я должен был решить иначе, учитывая твое прошлое предательство?
— Как и сказал тот солдат, приказ исходил от тарчиона. Думаю, она так поступила потому, что знала — я не пошел бы на такой шаг, веришь или нет. — Барерис нахмурился. — Грифоны, конечно, представляют собой немалую ценность, но все же немного необычно, что тарчиона настолько беспокоит судьба одного–единственного животного.
Аоту это тоже показалось странным, но он не хотел продолжать этот разговор и делиться с бардом своими предположениями и догадками.
— Вернусь в палатку.
Барерис поджал губы.
— Ясно, — он отвернулся.
Аот почувствовал влагу на своем лице. Похоже, по его коже стекали капли крови, выступившие из проколов от иглы. Он захотел вытереть их, но не стал этого делать, боясь испортить работу татуировщика.
Пока армия Пиарадоса готовилась выступить в путь, на Барериса обрушились дюжины задач и мелочей, требовавших его внимания. Ему приходилось присматривать за снаряжением и питомцами всего своего отряда. Следить, чтобы у них не возникло недостатка в провианте, ведь местные земли были не слишком плодородными, а зима уже подходила к концу. И, приняв во внимание сведения, предоставленные агентами Маларка, вместе с Нимией, Таммит и остальными офицерами разрабатывать стратегию будущей кампании.
Ему едва удавалось выкроить время на то, чтобы поесть и поспать, но порой он поздней ночью отправлялся бродить по дому, служившему ему временным жильем, и периодически окликал Зеркало по имени, надеясь, что дух наконец объявится. Жители дома — хозяин мануфактуры, его жена, трое детей и пара помощников — в такие моменты старались держаться тише воды, ниже травы, да и в целом относились к нему с подозрением.
Но ему было наплевать, считают ли они его психом или нет. Он просто хотел отыскать призрака.
За последние десять лет Зеркало стал ему даже более верным товарищем, чем Аот. Временами он практически растворялся в небытии, становясь почти невидимым. Даже кошки не замечали его и не начинали шипеть, вздыбив шерсть. Но Барерис всегда мог почувствовать его присутствие — что–то вроде находящегося неподалеку холодного, сосущего сгустка пустоты.
Но только не в последнее время. Зеркало покинул его вскоре после ссоры с ослепшим Аотом и до сих пор так и не вернулся.
Накануне выступления армии бард начал свою охоту на чердаке и закончил подвалом. Здесь с потолка свисала паутина, мыши вили гнезда из грязных обрывков ветоши, а тени за пределами досягаемости круга света от свечи были черны, как смоль. Самое подходящее место для обитания духов, но, если Зеркало и прятался где–нибудь неподалеку, он предпочел проигнорировать зов Барериса.
— Нимия хотела забрать Яркокрылую, — настойчиво обратился к нему бард. — Я проследил за тем, чтобы она осталась с Аотом. Сейчас над его глазами работает мастер–татуировщик. Возможно, вскоре зрение к нему вернется.
Но ответа не последовало. Внезапно Барерис почувствовал себя глупо, обращаясь к пустому, по всей вероятности, пространству.
— Ну и в Бездну тебя тогда, — произнес он. — Мне наплевать, что с тобою сталось. Я в тебе не нуждаюсь. — Развернувшись, он начал подниматься по скрипучей лестнице.
Заклинательные покои содрогнулись. Гримуары попадали с полок, кувшины и бутылки на подставках звякнули друг о друга, а кусок красного мела, чертивший на полу замысловатый магический круг, сорвался, испортив геометрически точный узор.
Сзасс Тэм вздохнул. Землетрясения, сотрясавшие весь Фаэрун, здесь, в Верхнем Тэе с его обилием гор вулканического происхождения, были особенно сильными и частыми. Со дня его возвращения из Крепости Сожалений весь замок постоянно ходил ходуном, и, хотя это неудобство было самым незначительным из всех, что последовали за смертью Мистры, оно все равно выводило его из себя.
Он взмахнул костлявой рукой, и полуначерченная фигура исчезла без следа. Анимировав ещё один кусок мела, лич начал рисовать круг заново.
На этот раз земля не стала вмешиваться в его планы, и ему удалось успешно завершить свое творение. Сзасс Тэм встал в центр фигуры, призвал в руки один из своих любимых посохов и принялся зачитывать длинное заклинание.
Перед ним появилась магическая структура, невидимая для взгляда обычного человека. Архимаг же видел её прекрасно. Она тут же начала оплывать и терять форму, но, произнеся несколько слов силы с особенно резким ударением, лич силой воли заставил её застыть в нужном ему положении.
В конце концов его творение, тёмный, парящий в воздухе овал, появилось целиком. Сзасс Тэм произнес:
— Ты — мое окно. Покажи мне Плетение.
Если бы он отдал такую команду до появления голубого пламени, в этом овале отразилась бы безграничная переливающаяся паутина магии, пронизывавшей и соединявшей все сущее, и те взаимодействующие силы, что помогали поддерживать в ней баланс. Сейчас же там не отображалось ничего, кроме пылающих кристаллических обломков, плывущих в бесконечной пустоте. Даже лича затошнило от подобного зрелища, хотя по какой именно причине — оставалось для Сзасса Тэма загадкой.
Но он не заметил ни одного признака того, что Плетение начало восстанавливаться. Возможно, при появлении нового божества магии это и произойдет, но, учитывая, что Сзасс Тэм понятия не имел, где и когда будет иметь место подобное событие, на душе у него легче не стало.
— Ты — мое окно, — произнес он. — Покажи мне Теневое Плетение.
Как было ясно из его названия, Теневое Плетение было точной копией светлого, его тёмным отражением и противоположностью. Оно не так зависело от жизни Мистры, как обычное Плетение, и поэтому Сзасс Тэм предположил, что после её ухода оно окажется способно быстрее вернуться в изначальную форму.
Если так, то его можно будет использовать в качестве источника силы. Те, кто практиковал альтернативную форму магии, называемую теневой, всегда черпали оттуда своё могущество. Но, несмотря на свои обширные знания и любознательность, Сзасс Тэм никогда особо не углублялся в загадки тени. Традиционная тауматургия всегда служила неисчерпаемым источником изысканных и изумительных тайн, и у него просто руки до этого не доходили. Но сейчас он хотел узнать, не сможет ли Теневое Плетение оказаться полезным в условиях текущего кризиса.
Но, по всей видимости, здесь дела обстояли не лучше. Оно также пребывало в руинах — от него остались лишь пылающие фрагменты, которые бесконечно парили во тьме. Исходившее от них свечение выглядело пародией на настоящий свет.
Лич скривился. Учитывая, что обе структуры оказались уничтожены, нет ничего удивительного в том, что магия стала такой ненадежной.