— Успокойся! — крикнул Аот. — Зеркало только что спас тебе жизнь — по крайней мере, я на это очень надеюсь. Как ты?
— Живот болит, — Яркокрылая сделала вдох, — голова тоже, и во рту какое–то жжение, — она сплюнула. — Но, думаю, со мной все будет в порядке.
К глазам Аота подступили слезы. Он наделся, что ему удастся не разрыдаться, ведь, если это произойдет, грифониха просто поднимет его на смех.
— Мы найдем тех уродов, что отравили меня, — продолжила она. — А затем я съем их самих.
Это мстительное высказывание напомнило Аоту, что они все ещё были в беде.
— Хотелось бы мне на это взглянуть, но не можем же мы сражаться со всей центральной цитаделью?
— А что, придется? — в голосе Яркокрылой прозвучали непривычные жалобные нотки. — Что вообще происходит?
— Внезапно люди почему–то захотели увидеть меня мертвым, и они знали, что их задача станет проще, если ты не будешь стоять у них на пути. Поэтому они пытались разделить нас в Золюме, а, когда это не сработало, накормили тебя отравленным мясом.
Яркокрылая фыркнула.
— Я должна была понять, что во всех моих неприятностях стоит винить именно тебя, впрочем, как и всегда. Хорошо, если дела обстоят именно так, седлай меня и улетим из города.
Это было хорошее предложение, особенно в свете того, что Аот в любом случае собирался сбежать, пока Барерис не порылся у него в мозгах. Но, к своему удивлению, он осознал, насколько сильно ему не хочется этого делать именно сейчас.
Дезертировать по собственному желанию — это одно, но бежать, спасая свою шкуру — совсем другое. Он не хотел бы чувствовать себя побежденным и выбитым из колеи. Также это будет означать, что ему уже никогда вновь не командовать Грифоньим Легионом. Он никогда не стремился к этому и в течение всех тех лет, что прошли с момента его продвижения по службе, искренне полагал, что ответственность его тяготит. Но, когда слепота больше не позволила ему выполнять свои обязанности, он осознал, насколько ему этого не хватает. Он чувствовал себя виноватым и бесполезным из–за того, что больше не мог присматривать за своими людьми.
— Кроме того… я понятия не имею, что происходит, — произнес он, — и поэтому не знаю, насколько сильно их желание меня прикончить. Возможно, достаточно сильно, чтобы послать за нами погоню, если мы попытаемся сбежать. Также меня мучают дурные предчувствия насчет землетрясений и потоков голубого пламени, которые продолжают раздирать мир на части. Кажется, сейчас не лучшее время для того, чтобы попытаться начать новую жизнь где–нибудь за границей.
— Тогда что же нам делать? — спросила Яркокрылая.
— Оставайся с Зеркалом и сиди тихо. Я поговорю с Лазорилом и постараюсь прояснить все вопросы.
— Если, конечно, он или его приближенные не убьют тебя, едва завидев.
— Думаю, что знаю нужного человека, который сможет это предотвратить, если, конечно, мне удастся до него добраться.
Яркокрылая фыркнула.
— Звучит как полная чушь. Но разве тебя это хоть раз останавливало? — Она склонила голову. — Скажи, что уже избавился от своей повязки на глазах.
Возможно, это была всего лишь игра воображения, но Маларку казалось, что ясеневое древко копья в его руках подрагивает, словно оружие не хотело находиться ни у кого, кроме своего хозяина. Шпион задумался, правда это или нет. Возможно, это копье по–своему было живым и обладало разумом. Может быть, позже у него появится шанс спросить об этом Аота, но сейчас перед ними стояла куда более важная задача.
Маларк знал, какую судьбу уготовала его товарищу Дмитра, и поэтому не ожидал увидеть его вновь. Хотя, конечно, сам он для Аота выбрал бы совсем другую смерть, у него не было причин вмешиваться в её планы. Но, когда в его покоях объявился боевой маг, зрячий и без повязки на светящихся голубых глазах, стало ясно, что ситуация изменилась.
Маленький плоскомордый стражник–гоблин с обезьяньими руками распахнул дверь, ведущую в заклинательные покои Лазорила. Когда Аот увидел, что его там ожидает, то застыл на месте, и Маларк не мог его за это винить.
Находившаяся за порогом комната представляла собой одно из используемых для магической практики рабочих помещений, которых они оба вдоволь навидались за годы службы на волшебников. В ровном свете зачарованных сферических ламп были видны стойки с посохами и церемониальными мечами, стену украшало стилизованное изображение дерева, которое, как однажды объяснила Дмитра, символизировало мультивселенную, а на полу находилась сложная пентаграмма, выложенная черным янтарем и сердоликом. Кадила наполняли воздух горьковатым ароматом мирры.
Сюрприз состоял в стальном столе с закрепленными на нем крепкими ремнями, способными полностью обездвижить лежащего на нем человека, желобами для стока крови и набором разнообразных режущих и колющих предметов — зондов, щипцов и ножей. Возможно, подобное оборудование мог бы использовать целитель. Равно как и некоторое число дознавателей, состоявших у Маларка на службе.
— Соберись! — прошептал шпион. — Бежать слишком поздно. Если ты попытаешься скрыться, они просто тебя убьют. — Словно демонстрируя правоту его слов, к Аоту приблизились двое кровавых орков и Красный Волшебник, чтобы о нем позаботиться.
Аот с Маларком, который держался на шаг позади, вошли в покои. Один из орков потянулся, чтобы схватить боевого мага за руку, но тот сместился в сторону и ткнул его ладонью в его же товарища. Эти двое запутались в собственных конечностях и упали.
Красный Волшебник отпрыгнул на шаг и поднял сжатую в кулак руку, на указательном пальце которой красовалось кольцо с жемчужиной. Внутри молочно–белого камня взбурлил яркий свет. Маларк скользнул между Аотом и заклинателем и покачал головой, одарив последнего пылающим взглядом. От смущения, а, может, и от испуга, волшебник заколебался.
Остальные приближенные Лазорила поспешно устремились к Аоту, чтобы преградить ему путь, но слишком медленно. Никто из них не успел помешать ему подойти к зулкиру и опуститься на колени. Маларк сделал то же самое.
Лазорил слегка наморщил лоб — это означало, что он хмурится, равно как еле заметно приподнятые уголки губ означали его улыбку.
— Итак, — произнес он, — хоть это и заняло полночи, его наконец–таки поймали.
— Нет, Ваше Всемогущество, — произнес Маларк. — Я этого не делал. Как вы, разумеется, видели, капитан Фезим повинуется вашему призыву по своей собственной воле. Ни мне, ни кому другому не пришлось его к этому принуждать.
— Он оказал сопротивление эскорту, который я за ним послал, — произнес Лазорил.
— Это было недопонимание, — сказал Маларк. — Заметьте, он разрешил ту ситуацию, не причинив никому серьезного вреда. Он слишком верный легионер, чтобы даже в миг тревоги и смущения лишить вас любого из ваших прислужников.
— Хорошо, — Лазорил перевел взгляд на Аота. — Капитан, если ты и правда такой человек, как утверждает твой спутник, верный солдат, который готов отдать жизнь, служа своим лордам, тогда позволь этим оркам сопроводить тебя до стола, и я даю слово, что постараюсь сделать дальнейшие процедуры настолько безболезненными, насколько это возможно, исходя из практических соображений. Откажись — и я заставлю тебя посредством своих заклинаний.
— Повелитель, — произнес Маларк, — со всем уважением, могу ли я спросить, зачем вы это делаете?
— Разве ты не знаешь? Это была идея твоей госпожи.
— Нет, повелитель, — солгал Маларк. — Она мне ни слова об этом не говорила.
— Тогда, полагаю, я могу объяснить. Она предложила мне исследовать этого наездника с помощью всех имеющихся в моем распоряжении инструментов и выяснить о голубом пламени все, что только возможно.
— Как я понимаю, она предложила это, когда капитан Фезим был слеп и не мог исполнять свои обычные обязанности.
— Ну да.
— Вы, Ваше Всемогущество, разумеется, уже заметили, что его зрение полностью восстановилось.