— Наездники на грифонах, — произнес Казиск. Поднявшись, он вскинул свое оружие над головой. Этот блестящий белый посох, как утверждал волшебник, был вырезан из кости драконьей ноги. Маг принялся зачитывать слова заклинания, и, хотя Неске не понимала, что они значат, их звучание все равно вызвало у неё инстинктивное отвращение. Воздух наполнился вонью падали.
Но больше не произошло ничего. Заклинание не сработало.
Выругавшись, Кхазик начал все заново. Но, когда он прочел первые четыре строфы, в середину его лба вонзилась стрела. Маг опрокинулся навзничь.
Неске решила, что в этой битве больше будет толку от лука и колчана, а не от сабли со щитом, и повернулась туда, где осталось её остальное снаряжение. Но внезапно мир каким–то образом сместился, и она обнаружила себя лежащей на животе. При попытке встать на ноги её спину пронзила боль, и тогда она поняла, что стрела нашла и её.
Наездники умели метко стрелять даже со спин проносящихся по небу грифонов, и первый залп изрядно проредил число находящихся на земле врагов. Но затем орки начали отстреливаться.
Барерис был уверен, что победа в этом состязании останется за его отрядом. Но, возможно, до этого оркам удастся убить одного–двух грифонов, и, когда сбитые животные рухнут на землю, это неминуемо повлечет за собой гибель их хозяев. Лучше как можно скорее одержать победу и избежать этого.
— Вниз! — приказал он громко, чтобы каждый легионер смог его услышать. Бард слегка похлопал Убийство по основанию покрытой перьями шеи, и грифон устремился к земле.
Рядом с головой Барериса пронеслась стрела. Затем Убийство обрушился на одного из орков, пронзив его когтями и ломая ему кости инерцией удара. Из–за внезапной остановки Барериса тряхнуло, но конструкция креплений его седла была специально предназначена для того, чтобы смягчать подобные толчки, а за десять лет воздушных боев он научился сохранять равновесие.
Высоко вскинув топор над головой, на него набросился другой орк. Убийство повернул голову и атаковал его. Клюв грифона сомкнулся на теле воина, прокусив доспех из проваренной кожи и разодрав его грудную клетку до того, как он успел нанести удар. Барерис огляделся, но в пределах его досягаемости врагов не оказалось.
На самом деле численный перевес был за южанами. В бою орки не могли потягаться с грифонами, и звери быстро расправлялись со своими противниками, раздирая их в клочья.
Но это не означало, что все было под контролем. Хотя некоторые пленники, внезапно оказавшись посреди разгоревшейся схватки, пытались где–нибудь спрятаться, остальные поспешно устремились во тьму.
Барерис пнул Убийство в бока, и грифон, расправив крылья, взмыл в воздух. Облетев нескольких убегающих тескиан, бард опустился на землю, преграждая им путь. Пленники застыли на месте.
— Вам не удастся сбежать, — произнес он. Ему никогда не выпадало возможности научиться говорить на дамарском, языке Теска, но магия в голосе барда позволяла им понимать его слова так, словно он говорил на их родном наречии. — Если вы попытаетесь скрыться, я и мои товарищи вас убьем. Поворачивайте назад и возвращайтесь в лагерь.
Изможденные, осунувшиеся люди со следами от ударов плетей, одетые в лохмотья, уставились на него. На что они готовы пойти, чтобы вновь обрести свободу? Хватит ли им мужества для того, чтобы попытаться проскочить мимо грифона и сидящего на нем воина с мечом?
Из темноты появился огромный волк и встал рядом с Убийством. Оскалившись, он зарычал на пленных.
Эти два зверя составляли необычную пару. Убийство вызывал страх своей дикой свирепостью, но это была естественная свирепость природного хищника. От волка же исходило физически ощутимое чувство жути — разрушения и порчи более ужасных, чем сама смерть. Возможно, именно чистый ужас, вызванный его присутствием, и заставил тескиан дрогнуть, повернуться и поспешить назад.
Барерис пнул Убийство, и они взмыли в воздух, чтобы отыскать остальных беглецов. В конце концов, ему и его товарищам удалось поймать большую часть рабов, хотя, возможно, некоторые пленники все же сумели улизнуть. После этого бард опустился на землю и спешился, а волк, растаяв в воздухе, снова превратился в Таммит.
— Пока что все идет хорошо, — произнесла она.
— Благодаря тебе, — ответил он, и это было правдой. В прошлом даже способный передвигаться по воздуху отряд не смог бы проникнуть на плато Рутаммар, не встретив быстрого и сокрушительного отпора. Но Таммит знала, как можно укрыться от взглядов тех, кто следил за подступами к плато.
Конечно, вскоре кто–нибудь непременно узнает об их вторжении. Но, если они быстро закончат здесь свои дела и отступят, все может обойтись.
Она одарила его улыбкой.
— Ты слишком добр.
Барерис поднял руку, чтобы погладить её по щеке, но одумался. Его грудь сдавило.
Пусть они и договорились, что отныне являются просто товарищами, с ним снова и снова происходило одно и то же. Быть с ней казалось самой естественной вещью на свете. Это согревало его, как не могло согреть ничто другое за все последние десять лет.
Но затем он вспоминал, что все кардинально изменилось. Он потерял её и никогда уже не вернет. По правде говоря, она и сама потеряла себя. По её собственному признанию, она была всего лишь оболочкой, жестокой пародией на ту милую и великодушную девушку, которую он любил. Когда он осознал это, на него нахлынула боль.
Возможно, Таммит заметила его незавершенное движение и поэтому почувствовала себя неловко. Отвернувшись от него, она направившись к толпе жмущихся друг к другу пленников.
— Подыскиваешь себе ужин? — спросил он. Едва эти слова слетели с его губ, Барерис устыдился враждебности своего тона. У него не было никакого права злиться на неё. В том, что она оказалась в таком положении, не было её вины — только его.
— Нет, — произнесла она. — Сейчас я в порядке. Просто подумала кое о чем. Этим людям известно только то, что они из рук одной группы бандитов перешли в руки другой.
— А разве это не так?
— Ну, мы, по крайней мере, не собираемся превращать их в зомби. Возможно, когда они об этом узнают, им станет легче.
Бард покачал головой.
— Если мы заручимся их добровольной помощью, то им придется играть свои роли, словно актерам. А смогут ли они делать это достаточно убедительно? Лучше, если они будут думать, что ничего не изменилось.
— Полагаю, ты прав. Даже если им удастся выжить в крепости Ксингакса, их, скорее всего, все равно ожидает гибель, разве не так? Они окажутся посреди владений Сзасса Тэма. Мы же не собираемся возвращать их домой.
— А ты бы сделала это, если бы могла?
Она издала презрительный смешок — Барерис не был уверен, смеется ли она над его предположением или над собой.
— Сомневаюсь. Кто они мне? Просто… глядя на них, я вспоминаю о том времени, когда тоже была рабыней, которую вместе с другими такими же бедолагами гнали прямиком в лапы Ксингакса, а ты — доблестным молодым дураком, который стремился меня спасти. И вот теперь мы сами эскортируем рабов. Это заставляет задуматься, вот и все.
— И о чем же ты думаешь?
— О, я полагаю, что зло, причиненное нам миром, никогда уже не исправить. Но мы можем отомстить. Вероятно, я все же утолю свою жажду, — она направилась прочь.
Крепость находилась посреди безлюдных предгорий Тэйской вершины. Фасад её производил впечатление настоящей твердыни — на первом этаже находились массивные ворота, а в стене были проделаны небольшие круглые окна и бойницы. Других наружных стен у неё не было — её строитель выдолбил её прямо в склоне одного из утесов.
Очевидно, он являлся вызывателем, и Таммит вздрогнула при мысли о том, сколько усилий пришлось приложить для того, чтобы выбить этого мага из его неприступного с виду убежища. Но после начала войны между советом и Сзассом Тэмом подчиненным лича это удалось, и теперь здесь обосновался Ксингакс. Учитывая, что его существование и занятия больше не являлись тайной, в центре государства он мог работать более эффективно, чем в удаленной твердыне в Рассветных горах.