Александр шагал к станции метрополитена своим обычным маршрутом. Два квартала до перехода, переход на другую сторону улицы, ещё полквартала до спуска в метро. Обычный такой маршрут, которым он ходил уже два года. Ему нравилось ходить пешком. Нравилось, несмотря на то, что он мог позволить себе купить вполне приличный электромобиль. Движение это жизнь. Так когда-то сказал кто-то из мудрецов древности. Александр не хотел быть похожим на своих приятелей — коллег по работе, заплывших жиром и высчитывающих месяцы и дни до очередной операции по дегидризации организма. Они крутили пальцем у виска за его спиной, недоумевая, зачем отказывать себе в пиве и креветках, сладких пирожках в перерыве, жирной курице на ужин, хорошего куска свиной отбивной на ночь. Они не понимали, зачем он через день ходит в спортзал, в выходные едет на природу за город, а отпуск проводит в турпоходах. Они не понимали, почему он, человек, получивший в наследство несколько миллионов, работает простым программистом. И самой большой загадкой для них были его пешие прогулки после работы. Зачем? Ведь если допустить, что ты не хочешь иметь свой электромобиль, можно ведь пользоваться такси!
Александр знал всё это и про себя посмеивался над своими коллегами. Пусть их. Лично для себя он выбрал стиль жизни в движении. Ведь движение это жизнь!
Мать умерла, когда маленькому Александру было всего четыре года. Воспитанием занимался отец, который с годами стал восприниматься не просто как родитель, а как непререкаемый авторитет, пример для подражания, а в более старшем возрасте и как лучший друг.
А пару лет назад отец умер, оставив приличное состояние. Но ни деньги ни особняк Александра не радовали, а потому он три месяца прожил в родительском доме, а потом перебрался на другую планету — на Росу. Туда, куда отец его возил несколько раз на экскурсии и была родом мать.
Умеренный климат, множество водоёмов, гор и просто «неизведанных» земель привлекала его. Он любил путешествовать. Ему нравилось совершать долгие пешие переходы, карабкаться в гору, спускаться в ущелье. Нет, профессионалом он не был, лишь прикоснулся к экстремальному виду отдыха. Он желал движения, свободы перемещения, ветра в волосах. Движение это жизнь.
Вот и переход. Архаичная «зебра», светофор в стиле аля-двадцатый век. Единственное, что было добавлено самим временем это поднимающиеся из асфальта сантиметров на двадцать, толстые металлические прутья, которые предотвращали наезд транспорта на пешеходов. Таких переходов в городе сохранилось всего пятнадцать или двадцать, и все они были в центре. Дань культурно-историческому облику центра, как говаривали по теле отцы города, Росу колонизировали одной из первых пяти планет.
Александр подошёл к бордюру и, остановившись, стал ждать, когда переключится светофор. Минуты полторы он смотрел, как мимо едут электромобили всех мастей и марок, потом посмотрел по сторонам. У перехода он стоял один. Он улыбнулся одними уголками губ, краем глаза отмечая моргание зелёного сигнала светофора. На несколько секунд загорелся жёлтый и, мигнув, уступил место красному. Транспорт остановился, из асфальта поползли стержни. Как только стержни прекратили свой подъём, послышался голос из решётчатого окошка в опоре светофора.
— Проход свободен. Вы можете переходить. Проход свободен. Вы можете переходить.
Александр шагнул с бордюра на асфальт дороги и пошёл по «зебре». Из шести полос улицы только на двух стояли электромобили. Час пик прошел, и улицы центра были полупустыми. Дойдя до середины, Александр услышал нарастающий стрекочущий звук. Он повернул голову на звук и даже немного удивился, увидев то, что стало причиной звука. По улице, приближаясь с возрастающей скоростью, нёсся огромный электромобиль. Внедорожник «Грандстоун», переделанный под «бигфут», уже шёл под сотню и всё увеличивал и увеличивал скорость.
Александр сначала было замер, запнулся, потом пошёл быстрее. В голове мелькнула мысль, что водитель внедорожника зря набрал такую скорость, ведь он не успеет остановиться перед переходом. Потом пришла другая мысль — колёса у «Грандстоуна» были почти полутораметровой высоты, что ему какие-то стержни высотой всего в двадцать сантиметров?