И черта выманит из ада.
– Бес в воду, а пузырья вверх, -
Ответствовал без страха Прошка.
– Ты ссоры ищешь, как на грех.
Подраться можно бы немножко,
Да только не затем я здесь,
Чтоб кровью орошать кусты.
Тебе принес дурную весть,
Так выслушай сначала ты,
А там решим, чем нам заняться,
Куда нам силушку девать.
Недаром лешим битвы снятся –
Пришла пора повоевать.
Был Прошка мастер завирать.
Любил он юным лешим спьяну
То быль, то небыль рассказать.
Вот и сейчас пустился рьяно:
– Лешак и водяной всегда
В согласии и мире жили.
Нам лес навек, ему вода –
На том когда-то порешили.
Раздора не было с тех пор
Меж лешими и водяными.
Блюли мы строго договор
И стали, почитай, родными,
Не чванясь тем, что ближе леших
Был водяной нечистой силе,
Нередко конных мы и пеших
Из леса в омут заводили,
И водяной их всех топил,
Тряся зеленой бородою.
А после гоголем ходил,
Всплыв колесом по-над водою.
Косматый весь, опутан тиной,
То выпью крикнет, то совой –
Утопленник бы сам картиной
Залюбовался, будь живой.
Теперь совсем другое дело.
Как будто беса подменили:
Ему оставили лишь тело,
А чести бесовской лишили.
Он леших вздумал обвинить:
Мол, милосердны те не в меру,
Готовы людям все простить
И перейти в чужую веру…
Нет в этом правды ни на грош,
Но верь мне, леших ждут напасти!
Ведь слово лживое как вошь
Свербит и разжигает страсти.
Недолго ждать нам – водяной
Всю нечисть ополчит на леших.
И в лес придет народ иной,
И будет вволю беса тешить.
А нам придется пасть геройски,
Или бежать всем в города.
Ведь, я скажу тебе по-свойски,
Не победим мы никогда.
Давно уже угас наш дух,
Нам зайцы белый свет затмили.
Был леший воин – стал пастух.
Прав водяной, мы все забыли.
Умолкнул Прошка, и слеза
Скатилась вниз по наглой роже.
Он пальцем обмакнул глаза,
Ведь плакать лешему негоже.
А Афанасий странно тих.
Он вракам всей душой поверил.
Казалось, даже лес затих,
И в страхе разбежались звери.
А вместо них из всех оврагов,
Из ям, берлог и буераков
Полезли полчища врагов,
Подобия кошмарных снов.
Бесплотные, стоят безмолвно
За каждым деревом и пнем,
Команды ожидая словно
Всех леших истребить огнем…
– Да не бывать такому ввек! -
Нахмурился он грозной тучей.
– Ужель храбрей нас человек?
И длань моя его могучей.
Но даже слабый род людской
Сражается с нечистой силой,
И та всей злобою мирской
Досель его не подкосила.
Я верю, сдюжим все и мы.
Ты прав, мы, лешие, забыли,
Что водяной – исчадье тьмы,
И потому с ним мирно жили.
Но нет изменнику прощенья.
Он хочет леса моего?
Жестоким будет отомщенье:
Из вод глубоких вон его!
А Прошка сам уже не рад.
Он, в раж войдя, наплел такого,
Что будь то не слова, а град,
Побил бы насмерть водяного.
Когда бы веская причина,
А то ведь зайцы в грех ввели…
«Эй, плачет по тебе осина, -
Подумал леший. – Не шали!»
– Где надобно умом раскинуть,
Там норовишь рубить сплеча.
Недолго лешему и сгинуть, -
Заметил Прошка, – сгоряча.
– Так посоветуй мне, приятель.
Я знаю, тертый ты калач!
– Видать, что водяной наш спятил.
Здесь знахарь нужен, не палач.
– Ведун?! – и Афанасий сник. -
Ты сам здоров ли часом будешь?
Он в городе живет, старик…
– Ой, зверя ты во мне разбудишь!
Не посмотрю, что ты здоров,
А наломаю хворостины…
– Смотри, не потеряй портов.
Не лешачонок я – детина.
– Так я к тому и речь веду, -
Стучатся, слышишь? Так впусти! -
Рискнет кто на свою беду
Такого задержать в пути?
Куда там с Прошкою тягаться!
Словами с ним не совладать…
Но в страхе как тому признаться,
Кто ужас всем привык внушать?
Лукавил старый, знал и сам
Что урожденный дух лесной
Скитаться мог лишь по лесам,
А прочий мир пред ним стеной.
Как горожанину ужасен
Дремучий бор ночной порой,
Так город лешему опасен:
Где дом – ведь там и домовой.
Но не было такого сроду,
Чтоб леший с домовым дружил.
Чтил каждый и свою породу,
И тот удел, что получил.
И забредать в чужие веси
Чревато было карой злой…
Когда б все Афанасий взвесил,
Рискнул бы разве головой?!