— Рассмотрели во всех подробностях? — недовольно буркнула Нази, понимая, что только что узнала, кто именно раздевал ее перед тем, как она оказалась в постели.
— Ты пребывала в весьма плачевном состоянии, и я пришел к выводу, что тебе не помешает горячая вода, — граф едва заметно пожал плечами. — Принимать ванну в одежде не слишком хорошая идея, так что я не вижу повода извиняться. Но, если это оскорбляет твою женскую честь…
— Нет, — Дарэм покачала головой. — Я не женщина, Ваше Сиятельство, я некромант, а нас учат не придавать сакрального значения различиям полов. Наше тело — не более, чем инструмент нашей деятельности.
Фон Кролок в ответ на это тонко усмехнулся, и Нази предпочла перевести взгляд на лежащую на ее коленях книгу. Их и правда учили этому в ордене. Дарэм не раз приходилось представать в подобном виде перед медиками или своими же коллегами в случаях, когда разодранная в клочья толпой умертвий одежда едва ли могла прикрыть хоть что-то, или когда спешно приходилось смывать с себя тошнотворно воняющую трупную слизь в ближайшем озере на равных с работающим «в связке» некромантом-мужчиной. Вот только в случае с графом все ее навыки отчего-то нещадно сбоили.
— Неужели? — иронично переспросил фон Кролок, с интересом разглядывая упрямо прячущую глаза женщину. — Что ж, в таком случае, должен заметить, что инструмент лично твоей деятельности не только функционален, но и эстетически приятен для взгляда.
— Вы задали мне всего три вопроса, — резче, чем ей того хотелось, напомнила Нази. — Четвертого не будет?
— Отчего же? — граф вновь пожал плечами и проговорил: — Четвертый вопрос, как и в твоем случае, касается имени. Кто такой Винсент, Нази? В горячке бреда ты назвала меня этим именем, и я хотел бы знать, о ком идет речь. Ответишь на эти вопросы — и я даю слово, что отвечу на твои. Если же нет, я, в свою очередь, тоже воздержусь от откровений. Полагаю, нам обоим в равной степени не хочется вдаваться в лишние детали, и тебе придется решить, так ли на самом деле сильно твое любопытство.
Имя покойного мужа Нази граф выговорил как-то странно, словно ему было по какой-то причине неприятно или неудобно его произносить, однако Дарэм не стала заострять на этом особого внимания, поскольку сама суть выставленных графом условий занимала ее куда больше. Фон Кролок молчал, давая женщине время как следует подумать и с умеренным любопытством наблюдая за ходом отражающейся на ее худом лице внутренней борьбы.
— Хорошо, — наконец, ответила Дарэм, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в угол книги. — Ваша цена справедлива, пожалуй, и я согласна ее заплатить. Однако, сначала я жду вашего рассказа, Ваше Сиятельство.
— Не доверяешь? — граф слегка приподнял брови и, дождавшись короткого кивка, заметил: — Что ж, могу тебя понять. Изволь, фрау Дарэм, но учти, что ответ будет довольно длинным и речь пойдет о времени, далеком от дня сегодняшнего. Однако, позволь спросить, прежде чем мы перейдем к делу. Ты уверена относительно последнего вопроса? Поверь, я не думаю, что ты на самом деле желаешь знать на него ответ.
— Позвольте мне самой решить, Ваше Сиятельство, что именно я желаю знать, — нахмурившись, возразила Дарэм, для которой это было скорее вопросом принципа, нежели любопытства.
— Как угодно, фрау, как угодно. Также я рассчитываю на то, что ты проявишь благоразумие и не станешь меня перебивать. Итак. В сентябре одна тысяча пятьсот семьдесят пятого года в семействе графа Леопольда фон Кролока после четырех неудачных попыток его супруги Анны благополучно разрешиться от бремени, наконец, появился сын. Поначалу младенца приняли за мертворожденного, поскольку тот при появлении на свет не испустил положенного крика, однако, благодаря усилиям лекаря, прочистившего его легкие от крови, мальчик все же начал дышать. Родители, посчитав, что их сын сумел побороть смерть, окрестили его «Победоносным» (2) что во многом определило его дальнейшую судьбу…
— Как-как они его окрестили? — округлив глаза, переспросила Дарэм и добавила: — Ваше Сиятельство, я очень надеюсь, что вы шутите. Поверьте мне, весьма зло.
— Я предупреждал тебя, Нази, но ты не изволила прислушаться к моему доброму совету, — фон Кролок искривил губы в усмешке и добавил: — Помнится, я просил тебя не перебивать. Впоследствии судьба подарила графу еще двоих сыновей и трех дочерей, не все из которых прожили на свете достаточно, чтобы оставить после себя потомство, однако, насколько мне известно, несколько линий фон Кролоков существуют и поныне, а несколько несут через века следы их крови по женской линии. Впрочем, это уже не имеет к делу никакого отношения. Леопольд занимал не последний чин при Карле Втором из династии Габсбургов, в те времена правящем Внутренней Австрией, так что его наследник, имеющий так называемый «титул учтивости» виконта, в довольно раннем возрасте был представлен ко двору. После смерти Карла в одна тысяча пятьсот девяностом, он продолжил свое становление уже при дворе эрцгерцога Рудольфа Второго Габсбурга, впоследствии застав и восхождение на престол его наследника Маттиаса, пережив, таким образом, трех правителей Австрии и несколько крупных военных кампаний. Карьера его не всегда складывалась легко. Он считался человеком весьма жестким и, порой, жестоким, а также расчетливым и излишне хладнокровным, что крайне удручало тех, кому он закрывал собой дорогу к вершинам. Чтобы понять, насколько велика была степень их огорчения, довольно сказать, что он пережил около полутора десятков покушений на свою жизнь, пять из которых едва не увенчались успехом. Несмотря на старания общества, к моменту своей смерти он сумел добиться того, что род фон Кролоков занял не последнее место в дюжине самых влиятельных австрийских фамилий, — в голосе графа на долю секунды отчетливо проскользнула гордость. — Каким он был? Что ж, можно сказать, что это был полностью человек своей эпохи, привыкший как к придворным интригам, так и к кровопролитным сражениям на поле боя. В возрасте двадцати неполных лет он благополнучно женился на дочери графа Герберштайна Марии, подарившей ему четверых детей — троих сыновей и дочь.
— По любви женился? — уточнила немного пришедшая в себя Дарэм, решив затолкать как можно глубже ответ графа на вопрос о его имени и не вспоминать о нем, по возможности, никогда.
— Любви? — фон Кролок с коротким смешком покачал головой. — Разумеется, нет, любезная фрау. Последнее, на что обращали внимание при заключении брака в те времена, это любовь. Она могла сопровождать семейные союзы, а могла так никогда и не возникнуть между супругами, но определяющим всегда был вопрос целесообразности и выгоды. Насколько мне известно, по крайней мере, в нашем мире, положение вещей с тех пор существенно не изменилось. В частности, наследник Леопольда свою жену не любил никогда, и она отвечала ему взаимностью, однако они, пожалуй, неплохо понимали друг друга, и в целом это был весьма крепкий союз. Он временами изменял ей, она — ему, но общество тогда смотрело на подобное с пониманием, если только интрижки супругов не становились достоянием гласности. Любовь, настоящая и, по сути своей, первая за всю жизнь, пришла к нему примерно за год до гибели, в лице девятнадцатилетней дочери виконта Клемена, которую он повстречал на одном из балов в Вене. Эти странные, в чем-то весьма болезненные отношения не могли иметь никакого логического продолжения, он был для нее слишком стар, хотя Элиза никогда не признала бы этого, у него была семья, ее же ожидал выгодный брак. Их роман продлился целых одиннадцать месяцев. Июльской ночью тысяча шестьсот тринадцатого года он умер неподалеку от этих мест, на тракте, ведущем из Салонты в Аюд, в окрестностях которого жила его возлюбленная.
— Надо полагать, повстречался с вампиром? — осторожно спросила Нази, когда фон Кролок надолго замолчал, постукивая пальцами по подлокотнику собственного кресла, явно ушедший глубоко в какие-то свои, одному ему ведомые размышления.
— Именно, — граф бросил на Нази короткий взгляд и каким-то неловким движением потрогал собственное, перетянутое шейным платком горло. — Впрочем, для него это был вовсе не вампир, а молодая, кое-как одетая в дорогое платье женщина, бредущая вдоль обочины и едва ли не кинувшаяся под копыта его коня с просьбами о помощи. Пришлось остановиться хотя бы для того, чтобы не затоптать несчастную, что и стало последней его ошибкой. Легкость, с которой она опрокинула на землю мужчину вдвое крупнее себя, была поразительна. А затем… что ж, затем она вцепилась ему в горло, разорвав клыками гортань и, утолив жажду, бросила умирать там же, на обочине дороги. Умирал он скверно и, по его ощущениям, довольно долго… хотя, возможно, эти несколько минут просто растянулись в его восприятии в часы, мне трудно судить. Очнулся он незадолго до полуночи, абсолютно целый, разве что залитый собственной кровью, и отправился дальше, поскольку единственное, что он точно помнил, так это то, что он должен успеть в Аюд, где его ждали и, увы, дождались, — фон Кролок мрачно усмехнулся. — Элиза умерла быстро. Быстрее, чем он успел осознать, что произошло. Ему отчаянно хотелось тепла, фрау Дарэм, всего лишь снова почувствовать себя живым, но по его рукам текла только кровь. И ее оказалось недостаточно. Впрочем, ее никогда не бывает достаточно.