— Все, Ваше Сиятельство, — Йони уныло покивал головой, так что закачались свисающие по бокам лица неряшливо закрученные пейсы. — Все сделаю, как уговорились.
— Вот и прекрасно, — граф удовлетворенно хмыкнул и, чуть повысив голос, позвал: — Куколь! Проводи герра Шагала в склеп и найди ему подходящий гроб. Кстати, последний вопрос, пока мы не попрощались окончательно: как, говорите, вы сумели избежать удара колом в сердце?
— Да наврал с три короба, Ваше Сиятельство, понаобещал всякого… вот в замок их, например, проводить клялся, а они и поверили. Только я посреди леса их на полпути бросил, авось замерзнут до смерти, будут знать, как кольями в честных вампиров тыкать. Ученые! — Йони нервно хихикнул и поспешил следом за ожидающим его Куколем, очевидно, опасаясь, как бы фон Кролок не передумал насчет сделки и не привел в исполнение свое обещание касательно головы незамедлительно.
— Что ж, будем надеяться, что они и правда заблудятся, — пробормотал граф, которому еще предстояло наведаться в покинутый своим хозяином трактир.
*
Сидеть в собственной комнате Нази за эти дни окончательно надоело, так что она, оценив свое состояние как вполне сносное, решилась на вылазку в библиотеку за новой порцией книг. За чтением ей всегда думалось легче, а обдумать предстояло многое.
Литературные фонды у графа были воистину обширные и, судя по присутствию на полках изданий последних лет — еще и регулярно обновляемые. Граф, как уже успела убедиться Дарэм, вообще старался не терять связи с эпохой, постоянно расширяя круг своих знаний об окружающем мире, и женщина всерьез сомневалась, что даже в ее реальности нашелся бы человек, настолько же убежденный в том, что смерть — отнюдь не повод прекращать саморазвитие.
История, рассказанная фон Кролоком, пожалуй, произвела на Нази тягостное впечатление, но, вместе с тем, еще более рельефно очертила особенности его характера, который, насколько смогла понять Дарэм, не претерпел за эти века существенных изменений. Разве что некоторые качества, подобные непередаваемому графскому цинизму и его же расчетливости с годами усилились, кристаллизуясь в некое подобие отдельной философии.
Что, впрочем, было как раз неудивительно, если учитывать, что он успел повидать при жизни. И через что успел пройти после того, как эта самая жизнь закончилась.
Оказавшись в галерее, Нази бросила еще один пытливый взгляд на портреты тех, кого в прошлый раз ошибочно посчитала родственниками фон Кролока, уделив внимание надписям. Кристина Борос оказалась совсем еще молодой женщиной со жгучими черными глазами и ярко-алыми губами, которые при ее бледности смотрелись бы вульгарно, если бы не надменное, исполненное достоинства и аристократической пресыщенности выражение лица. Кроваво-красное платье, в котором неизвестный художник запечатлел фрау Борос, органично дополняло образ хрестоматийной вампирицы, возводя его в абсолют, и Дарэм в который раз задалась вопросом — повлияли ли своим видом вампиры на народные представления о себе, или же народные представления обусловили немного гротескный, зачастую отдающий опереточным пафосом, облик самих носферату.
Дарэм пообещала себе прояснить этот вопрос у графа, который, пускай и питал пристрастие к длинным плащам и траурно-черному цвету, демонстрировал отменный вкус, ухитряясь не перегибать палку в отношении «каноничности». Миновав галерею, она принялась спускаться по лестнице, ведущей на этаж с библиотекой, однако достигнуть цели ей не удалось. Резкий порыв зимнего ветра дохнул Нази в лицо из настежь распахнутой двери, ведущей, по всей видимости, на одну из нижних смотровых площадок замка, мгновенно пробрав женщину до костей. Передернувшись, Дарэм потянулась, чтобы захлопнуть тяжелые створки, пока гуляющий по коридорам сквозняк не выстудил и без того холодный замок окончательно, но перед этим все-таки выглянула наружу.
Проход, как оказалось, действительно вел на небольшой балкон, на котором Нази, к своему немалому изумлению, обнаружила самого хозяина замка. Граф фон Кролок стоял, положив руки на массивные каменные перила, и смотрел вниз, не обращая ровным счетом никакого внимания на ветер, колышущий его плащ и собранные в низкий хвост волосы.
— Подумываете сброситься? — не удержавшись, вежливо осведомилась у графской спины Дарэм.
— Во-первых, это все равно бессмысленно, разве что переломанный позвоночник доставит мне массу неудобств на пару ближайших дней, — не оборачиваясь, откликнулся фон Кролок и добавил: — А во-вторых, оставь свои надежды.
Немного помявшись, Нази все-таки шагнула на площадку и, приблизившись к перилам, тоже поглядела вниз. Небо было ясное, и свет убывающей луны, отражаясь от девственно-белого снега, неплохо освещал окрестности, однако ничего особенно интересного в этом пейзаже, с точки зрения Дарэм, не было.
— Весьма умно с твоей стороны — выйти на свежий воздух в одном лишь платье. Надо полагать, ты скучаешь по своему едва унявшемуся «катару в легкой стадии» — тем временем заметил фон Кролок.
Нази уже открыла было рот, чтобы ответить что-нибудь едкое, однако граф не дал ей возможности высказаться. Он аккуратно, но безапелляционно взял ее за плечи и просто «переставил» так, что теперь Дарэм оказалась прямо перед ним. Тяжелые полы зимнего плаща Их Сиятельства сомкнулись вокруг Нази с обеих сторон, закрывая ее от ветра.
— Спасибо, — поблагодарила женщина, придерживая бархатную ткань возле подбородка, дабы иметь возможность по-прежнему видеть происходящее.
— И стоило ли прикладывать столько усилий, чтобы тебя вылечить? Ты совершенно не ценишь моих стараний, — с деланно сокрушенным вздохом сказал граф прямо у нее над головой.
Дарэм буквально кожей ощущала его близкое присутствие за своей спиной, но это странным образом ее не беспокоило — скорее, наоборот, все тревожные мысли рядом с фон Кролоком не то, чтобы исчезли… но перестали иметь прежнее значение. Хотя бы на время.
— Что вы, граф, я бы никогда не посмела недооценивать вашего участия в моей судьбе, — насмешливо возразила Нази, и спросила: — Что вы сделали с Шагалом?
— В виде исключения я предложил ему сделку, — ответил фон Кролок. — Как пострадавшей стороне. Представьте себе, фрау Дарэм, он желал получить от меня денежную компенсацию за свой вампиризм. Доводилось ли вам слышать нечто подобное?
— Ни разу, — женщина негромко рассмеялась. — Хотя, если бы вы хоть месяц пожили с ним под одной крышей, вы бы поняли, что Йони Шагал — человек, может, и недалекий, но по-своему невероятно оборотистый. Если существует хоть малейшая возможность получить с кого-нибудь денег, он непременно придумает, как ее использовать.
— Упаси меня Боже делить с ним кров, — кажется, вполне искренне откликнулся граф. — Собственно говоря, именно эту во всех смыслах «приятную» перспективу мне и готовил герр Шагал, но я вынужден был ему отказать. Довольно с него и того, что я разрешил ему переселиться на кладбище, поскольку обычно я попросту избавляюсь от новообращенных. Слишком большая община мне ни к чему, и колебаться ее численность должна в погрешности от двадцати пяти до тридцати вампиров.
— То есть, теперь их двадцать восемь? — устав стоять и решив, что, коль скоро она уже взялась дергать тигра за усы, стоит быть последовательной, Дарэм оперлась о графа спиной. О том, что подобный контакт относится к разряду слишком личных, Нази решила не думать. Зато так было гораздо удобнее, а стесняться Его Сиятельства женщина себе решительно запрещала, поскольку смущение перед лицом немертвого автоматически переводило последнего в ранг человека, чему Дарэм отчаянно сопротивлялась. И понимала, что безнадежно проигрывает.
Фон Кролок против подобных действий возражать не стал — от Дарэм волнами исходило тепло, которое, благодаря плащу, не выветривалось в мгновение ока и позволяло хотя бы отчасти согреваться и ему самому. Мелочь не такая уж необходимая, но приятная, как и тот факт, что Нази, в отличие от его жертв, не питала никаких иллюзий и, если уж делала что-либо, то исключительно по собственной воле.