«Хватит ли у тебя смелости додумать эту мысль, Нази?»
Но додумать Дарэм попросту не смогла — последние ее мысли исчезли в тот момент, когда фон Кролок резким движением подался вперед, и ей ничего не осталось, как сдаться, ногтями впиваясь в собственные, по-прежнему крепко прижатые к постели ладони.
Он рушил ее защиту, даже не замечая этого, с легкостью присваивая себе ее ощущения, ее тело и, кажется, душу тоже, но именно сейчас Нази согласна была отдать ему все, что он пожелает. Потому что он, кажется, куда лучше нее знал, как распорядиться полученным.
Женщина в его руках жадно хватала ртом воздух, и граф поймал себя на том, что сам начал дышать с ней в такт — она словно горела изнутри, и его тело неумолимо начинало накаляться, словно Нази впитывала в себя ставший привычным за эти годы мертвенный холод, взамен вливая в него живой опаляющий жар.
Дарэм тихо вскрикнула, и граф, поняв в чем дело, торопливо разжал руки, надеясь, что хотя бы кости у Нази остались целы — давно уже он настолько не терял над собой контроль. Слишком давно.
Может быть, он просто забыл, как это бывает, а может быть, дело было в том, что Нази Дарэм сейчас хотела именно его — со всей его проклятой природой, весьма непростым характером, многовековым запасом цинизма и неизменным холодом, который она с такой готовностью забирала себе. Граф не знал ответа и, рвано, порывисто дыша в одном ритме со стонущей сквозь стиснутые зубы охотницей на вампиров, чувствуя, как она сама нетерпеливо подается навстречу каждому его движению, и ощущая, как впервые за десятилетия согревающий его тело огонь добирается до мертвого, давно остановившегося сердца, пришел к выводу, что ответ этот нисколько его не интересует.
*
— И все-таки, как именно? — задумчиво поинтересовалась Дарэм, указательным пальцем проводя вдоль того самого, приметного шрама на груди графа, и, когда фон Кролок не ответил, настойчиво постучала ладонью по его плечу.
— Ты что-нибудь слышала о том, что подобные вопросы мужчине задавать как минимум неприлично? И я имею полное право чувствовать себя оскорбленным, — граф на секунду приоткрыл глаза, вопросительно взглянув на растрепанную, обнаженную Нази, прижимающуюся к нему разгоряченным боком.
— Но ты не чувствуешь себя оскорбленным, — уверенно заметила женщина. — Так что вполне можешь удовлетворить мое профессиональное любопытство. Я вообще ни разу не слышала о том, что вампиры способны… Нет, я помню то, что ты говорил о Герберте и его развлечениях, но, каюсь, я не слишком задумывалась над этой информацией. У тебя ведь даже кровообращения нет.
— Как мило с твоей стороны ткнуть этим фактом мне в лицо, — фон Кролок демонстративно поморщился. — Где пролегает предел твоего профессионального любопытства, Нази, и достижим ли он, вот что меня интересует. Впрочем, изволь. Точно так же, как я хожу, разговариваю, вижу и слышу: абсолютно все мое тело движимо волевым усилием и, при желании, я могу заставить работать в нем что угодно. Однако, если учесть, что работа, положим, абсолютно ненужной мне нынче селезенки требует вложения немалых усилий, я предпочитаю не тратить энергию зря. Дай руку.
Перехватив протянутую ему ладонь, граф положил ее себе на грудь на уровне сердца и прикрыл глаза. Несколько секунд — и Дарэм отчетливо ощутила ровные, сильные удары, которые, впрочем, почти тут же замерли.
— Ничего себе… — протянула она. — То есть, ты способен себя… оживить?
— Нет, — поправил ее фон Кролок и улыбнулся, глядя в недоверчиво распахнутые, лихорадочно поблескивающие в свете свечей серо-зеленые глаза. Нази Дарэм, даже в постели, даже разрумянившаяся и словно разом помолодевшая на несколько лет, даже после продолжительных и бурных занятий любовью оставалась все той Нази Дарэм, которую он знал. И в этой неизменности заключалась для графа особенная прелесть. — Оживить я себя не могу, я могу заставить свое тело функционировать на какое-то время. Но это крайне сложно, очень утомительно и впоследствии потребует восполнения энергии. Так что же, я удовлетворил твое… хм… любопытство?
Последнюю фразу фон Кролок произнес тоном настолько двусмысленным, что Дарэм мгновенно покраснела до корней волос, словно ей по-прежнему было семнадцать.
— Вполне, — пробормотала она и отвернулась, положив голову графу на живот, так что теперь он видел перед собой только ее взлохмаченный затылок.
Внутри нее по-прежнему царил холод, похожий — и одновременно чем-то отличавшийся от того, к которому она привыкла после походов на тропы. Этот холод был странно успокаивающим — боль, жгучая, отчаянная, еще совсем недавно полыхавшая где-то в глубине, странным образом улеглась, оставив на своем месте нечто, похожее на умиротворение. И легкую усталость, от которой у Дарэм кружилась голова.
Сам фон Кролок ощущался сейчас лишь едва прохладным, и прижиматься к нему было приятно — от него исходил легкий аромат, чем-то отдаленно напоминающий Нази аромат индийского тмина… и больше ничего. Отсутствовал тот неуловимый, но безошибочно узнаваемый на подсознательном уровне запах, присущий каждому живому человеку.
Живым человеком фон Кролок не был.
— Драгоценная моя фрау, — широкая, сильная ладонь властным, каким-то на редкость собственническим движением скользнула по ее спине. — Раскаиваться в случившемся поздно и бессмысленно. Ты сама желала этого, так что советую прекратить свои размышления о том, какую ужасную глупость ты совершила. Нет никаких правил, Нази, кроме тех, что ты установишь для себя сама.
— Развлекаетесь ментальным шпионажем, Ваше Сиятельство? — Дарэм вздохнула и, коротко коснувшись губами графского бока, села, заправляя за уши лезущие в глаза волосы.
— Хорошо знаю людей, — фон Кролок усмехнулся, и Нази невольно хмыкнула в ответ. Он лежал поверх покрывала, спокойно позволяя ей рассмотреть себя в мельчайших подробностях, и вид у него был такой, словно они по-прежнему вели светскую беседу, сидя возле камина. Впрочем, стесняться графу, даже без учета трех сотен лет посмертия, было абсолютно нечего. — Кстати, не думал, что до этого однажды дойдет, но я вынужден напомнить тебе: кусать людей — это моя обязанность. К тому же ты промахнулась. Если бы ты спросила у меня, я бы сказал, что целиться нужно было дюйма на три выше и чуть правее, так, чтобы не задеть яремную вену.
Вспомнив, что в порыве чувств действительно ухитрилась впиться зубами фон Кролоку в плечо, Дарэм захохотала, на время отложив в сторону свои невеселые мысли.
— Я всего лишь нанесла упреждающий удар, — отсмеявшись, сказала она и, покачав головой, добавила: — Ко всему прочему, это еще и месть за синяки.
— Прими мои искренние извинения, — граф окинул взглядом сидящую перед ним женщину, отмечая уже начинающие проступать на ее теле кровоподтеки, оставшиеся там, где он слишком сильно и неосторожно сжимал податливую человеческую плоть. На запястьях и бедрах отпечатки его пальцев проступали особенно отчетливо. — Довольно трудно сосредоточиться на контроле за собственными возможностями, когда настолько увлечен иными вещами.
— Давно ты в последний раз?… — Нази, не закончив фразу, сделала витиеватый жест рукой, но граф прекрасно понял смысл ее вопроса.
— Дай подумать, — протянул он, задумчиво щурясь, и Дарэм внезапно поняла, что глаза фон Кролока кажутся такими неправдоподобно-светлыми из-за чертовски густых и абсолютно черных ресниц. — В одна тысяча шестьсот двадцатом. И не с человеческой женщиной, а с такой же немертвой. А что, ты хочешь мне намекнуть, будто я забыл, как это правильно делается?
— Ни на что я не хочу намекнуть, мне просто интересно, — Нази улыбнулась и, повозившись, набросила на плечи край одеяла.
— А что же ты? — граф внезапно осознал, что вопрос личной жизни четы Дарэм его интересует даже больше, чем нужно.
— У нас никогда не было особенно насыщенных постельных отношений, если ты об этом, — женщина поморщилась и, спустив ноги с кровати, принялась рассеянно оглядывать пол в поисках того, что осталось от ее одежды. — Да, мы спали вместе, разумеется, но нечасто. Я не настаивала, а он не особенно стремился. Знаешь, с нашей работой быстро пропадают многие человеческие желания…