— Простите, что перебиваю, профессор, — Дарэм откинулась на спинку своего кресла и побарабанила пальцами по подлокотнику. — Я лишь поверхностно ознакомилась с вашим исследованием, а потому хотелось бы уточнить, какой именно из видов носферату вы имеете в виду в вашей работе? Высший или низший?
— Что вы знаете о высших вампирах, Анастази? — мгновенно подобравшись, спросил Абронзиус. — До меня доходили лишь не подтвержденные фактами сплетни и рассказы о том, что кто-то, якобы, их видел, однако за все десятилетия поисков мне так и не удалось встретить ни одного! К моей величайшей досаде… собственно, в эти горы я и Альфред прибыли как раз из-за очередных слухов, в надежде, наконец, напасть на след Nosferatu Supremus. Хм… кстати, я хотел было расспросить графа о гуляющих среди местных байках, но так и не смог найти ни его, ни его сына. Вы, случаем, не знаете, где они?
— Скоро граф дает бал, — не уточняя, насколько на самом деле мало времени осталось до торжества, на котором жизнелюбивый профессор, равно как и его юный ассистент имеют все шансы стать закуской, сказала Нази. — И у них с Гербертом, как у хозяев, сейчас много хлопот, так что я не удивлюсь, если они вернутся только к вечеру. Но, думаю, я смогу рассказать вам больше, чем Его Сиятельство, поскольку мне как раз высших вампиров встречать доводилось неоднократно.
Зов, силы которого будет достаточно, чтобы заставить человека сделать то, чего он делать категорически не намерен, накладывался очень постепенно — неделями, если не месяцами. Он «вплетался» в сознание жертвы настолько медленно и аккуратно, что та попросту переставала отличать его от собственного внутреннего голоса. И Нази абсолютно не хотелось видеть, что станет с профессором и его спутником, если граф обрушит на них всю мощь ментального удара за раз. Это означало, что, вероятнее всего, незваным гостям замка придется либо сойти с ума, либо умереть.
Глядя, как глаза профессора Абронзиуса загораются удивлением и азартом, Нази глубоко вздохнула, приготовившись, в лучших традициях самого графа фон Кролока, «талантливо недоговаривать», напомнив своему протестующему против пособничества нежити чувству справедливости, что, скорее всего, единственное, что способно позволить профессору уйти из этого замка живым — ее ложь.
Комментарий к Сообщающиеся сосуды
1) Эпоха Венделя, она же “вендельский период” — временной промежуток с 550 по 793 годы. Является завершающим периодом германского железного века и эпохи великого переселения народов в целом.
2)Pediculus humanus capitis — головная вошь, выражаясь ненаучно.
========== Еще одна услуга ==========
— Что в принципе вам известно о немертвых? — спросила Нази.
У нее действительно не дошли руки прочесть труд Абронзиуса как следует, так что она ограничилась лишь сквозным пролистыванием работы, которая, по словам Герберта, «читалась, как приключенческий роман». Слог у профессора и правда был отменный — не чета большинству людей, занятых академической наукой. Вот только, кроме слога, ей удалось выхватить из весьма толстой книги лишь основные положения.
— Я работаю над этой темой уже двадцать лет, и за это время у меня накопилось немало преинтереснейших фактов об этих существах. Но, увы-увы, на практике удалось проверить далеко не все. Nosferatu vulgaris встречаются по всей Европе и на островах, однако проследить истоки такого явления, как вампиризм, не представляется возможным. Я находил упоминания о них и у греков, и у римских хронистов, и у арабов… Даже, знаете ли, египтяне отмечали этих существ в своих свитках времен двадцать шестой династии, называя их порождениями Сета (1). Некоторые уверяют, что вампиризм — проклятие, некоторые — что это дьявольские происки, встречал я и теорию о том, что вампиры — предвестники конца времен, поскольку являются мертвецами, восставшими из могил, и призваны погрузить мир во тьму и хаос. Вот только все это чушь, уважаемая Анастази. Суеверия и домыслы! Я же смотрю на вампиризм, скорее, как на некий вирус, передающийся через кровь и слюну от одного человека к другому. Нет-нет, я не отворачиваюсь от того факта, что тело зараженного фактически умирает, однако сам носферату продолжает, если так можно выразиться, «жить». Я по-прежнему пытаюсь проверить состоятельность этой теории — мне доводилось проводить вскрытие нескольких «немертвых» — и знаете, что? Их физическая оболочка словно консервируется, так что процессы разложения идут удивительно медленно, а мозговая активность при этом в десятки раз превышает человеческую! Это просто поразительно и, думаю, если бы нам удалось выделить из тканей вампира то вещество, что стимулирует работу мозга… вы понимаете, какой это был бы прорыв? Впрочем, простите, голубушка, я, кажется, отвлекся.
— Ничего страшного. Это действительно интересно и стало бы новым словом в науке. Некоторые мои… хм… коллеги тоже пытались добыть из вампиров стимуляторы, дающие скорость реакции и невероятную силу, равно как и то, что способно остановить старение. В кругах, в которых я вращалась, еще лет десять назад всерьез велись дебаты об источнике вечной молодости. Но, увы, итоги всех экспериментов одинаковы: только через полную физиологическую смерть можно достигнуть подобных результатов, — сказала Нази, которая очень сомневалась, что попытка извлечь из вампиризма все плюсы, сведя на нет «побочные эффекты» в виде смерти и дальнейшей энергетической беспомощности, имеет хоть какие-то шансы на успех. — Однако, вы напрасно не принимаете в расчет духовную составляющую этого явления.
— Ах, юная барышня, в своих исследованиях я опираюсь лишь на достоверную информацию, — профессор нетерпеливо взмахнул рукой. — А наличие души у человека по-прежнему не доказано. Может быть, она есть, а может быть, и нет ее вовсе.
Дарэм некоторое время раздумывала над тем, стоит ли вступать с профессором в полемику, поскольку она точно знала, что душа у человека есть, и за свою жизнь не раз созерцала эти самые души воочию — и решила, что оно того не стоит. Абронзиус, похоже, являлся убежденным материалистом, а эту породу людей Нази знала слишком хорошо, чтобы ввязаться в безнадежный бой — если только она лично не вытащит профессора на изнанку следом за собой, все ее аргументы для него так и останутся «чушью, суевериями и домыслами».
— А как вы в вашей теории, в таком случае, объясняете влияние предметов религиозного культа? — вместо этого поинтересовалась она. — В конце концов, не можете же вы отрицать очевидное действие того же распятия.
— Разум, Анастази, — уверенно отозвался профессор, азартно сверкая глазами. Похоже, говорить о вампирах Абронзиус мог бесконечно, как, впрочем, и любой ученый, попавший в «свою» тему. — Все благо и все зло кроется в разуме. Вчера я лишний раз, на примере почтенного Шагала, убедился в том, что на вампиров влияют лишь те предметы культа, которые соответствовали их верованиям при жизни. Вот, герр Шагал, скажем, оказался абсолютно не восприимчив к распятию, которым пыталась защититься несчастная Магда! А почему? Да все потому, что при жизни наш трактирщик исповедовал вовсе не христианство, а иудаизм! И что из этого следует? Правильно! Из этого следует, что мы здесь имеем дело с исключительно психофизической реакцией, усугубленной той самой гипертрофированной мозговой активностью, свойственной вампирам. Они просто сами глубоко убеждены во влиянии культа на свое состояние. Ах, если бы мне удалось поподробнее исследовать это явление, возможно, я стал бы первым человеком, доказавшим, что вера — не более чем один из психологических механизмов сознания, придуманный человечеством для морального баланса и установления нравственных норм поведения!
— Или же это может быть доказательством того, что все религии в основе своей отсылают человечество к одному и тому же Богу, принимающему для каждой из культур наиболее близкую ей структуру догматов, — хмыкнула Дарэм и, заметив, как вскинулся профессор, поспешила спросить: — Скажите, профессор, вы атеист?