Выбрать главу

– А теперь-то куда вести? – вслух сказал он, обводя подвал понурым взглядом.

Дел тут было непочатый край. Но разве Игнат когда-нибудь боялся черной работы? Он повернулся лицом к хлипкой лестнице. На щеку тотчас мягко легла невесомая лента паутины.

– Тьфу на тебя, проклятая!

Игнат ударил рукой наотмашь, принялся с ожесточением сдирать с лица липкую дрянь. Оторвав, с омерзением вытер ладонь о штаны несколько раз.

– Погоди мне! – пригрозил Игнат пауку, сжавшемуся в черный комок на лестничных перилах. – Недолго тебе тут хозяйничать!

Он сделал шаг к лестнице и под ногой что-то хрустнуло. Стекло?

Игнат осторожно сдвинул ногу, опасаясь, как бы не разрезать подошву. Но это не был осколок. Наклонившись, Игнат поднял с пола заколку – бабочку с голубыми стеклянными крылышками.

«Игнаш-шш…» – разнесся в воздухе призрачный вздох. Из дальнего угла пахнуло сыростью земной утробы. В углу завозились, заиграли паутинными накидками тени. Пальцы Игната сжали заколку, погнутая застежка впилась в кожу, но парень даже не почувствовал этого. Он смотрел на свою находку.

Одно из крылышек раскрошилось в стеклянную труху, металлический каркас погнулся. Но Игнат все равно узнал ее.

Заколка принадлежала Званке.

А затем светлое пятно подвального люка наверху поблекло. К запаху гнили примешался другой – резкий запах гари и приторной сладости…

…Открыв дверь, Званка застыла на пороге. И сначала Игнат не понял почему – от окна не видно, что происходило в сенях. Но он слышал, как воздух со свистом вырывается из Званкиного рта. Потом она начала отступать – медленно и размеренно, как заведенная кукла. Ее плечи опустились, спина сгорбилась, будто девочка хотела уменьшиться, стать незаметнее. Широко раскрытые глаза смотрели прямо перед собой.

Игнат проследил за ее взглядом и окаменел.

Через широко распахнутую дверь в избу проникал густой красноватый свет пожара. Тени от предметов вытянулись, почернели. По мере того как Званка пятилась назад, отступала и ее тень, пока не наплыла на дубовый стол и не расщепилась надвое. Теперь казалось, что фигура девочки разрублена пополам – нижняя часть находилась на досках пола, верхняя струилась по гладкой поверхности стола.

И следом за отступающей Званкиной тенью в комнату втекла еще одна – гуще и чернее прочих.

– И… гнат! – прошептала Званка.

Имя потонуло в мучительном вздохе. Девочка ткнулась спиной в край стола и остановилась – дальше отступать было некуда. Званка вздрогнула, поджала одну ногу, пытаясь отстраниться от надвигающейся следом чужой тени. Может, думала, что начнет сейчас же растворяться в этой неживой тьме и тогда спасения уже не будет. Но ничего не случилось. Лишь вслед за тенью дверной проем заслонила фигура.

Уже потом, спустя несколько часов, Игнат корил себя, что не подбежал к подруге, не схватил ее за руку, не потащил в бабкин погреб, на чердак, за печь, да куда угодно! Возможно, это могло если и не спасти, то хотя бы отсрочить неминуемое. Вместо этого Игнат остался сидеть неподвижно и только побелевшими от страха глазами смотрел на вошедшего.

Пугало с соседского огорода? Вошедший больше напоминал мертвяка.

Его ноги врастали в пол, будто корни деревьев. Будто он сам только что поднялся из могилы – неподвижный, безликий, не имеющий ничего общего с человеком.

Мертвый.

Да и каким еще может быть навий?

Силуэт вошедшего уже не казался таким грязно-серым, как возле плетня, и мальчик понял: чужак был с головы до ног покрыт не пеплом, а кровью. Зарево пожара подсвечивало его фигуру, и Игнат видел, как вспыхивают и гаснут за его спиной золотисто-оранжевые искры.

– Заме… чательно.

Слово прозвучало глухо, надломилось посредине, словно его с трудом вытолкнули из окостеневшей гортани. Казалось, существо давно разучилось говорить и теперь еле ворочало омертвелым языком. Игнат услышал, как испуганно захныкала Званка. Тогда фигура качнулась, начала крениться вперед. Где-то вверху, в туманной мгле, где должно было находиться лицо, сверкнул болотный огонек зрачка.

– Не надо, пан…

Новый голос заставил Игната вздрогнуть и еще сильнее вжаться спиной в бревенчатую стену. Но это была всего лишь бабка Стеша.