Машина.
Ярина чуть испугалась его резких движений и спокойствия, но это был испуг от неожиданно пролетевшего перед лицом жука, не более. Он не питал к ней никаких чувств и она тоже к нему не испытала.
Улыбнулась ему, покачала головой и пошла прочь. Его смерть ей бы ничего не принесла, а он больше не убьёт сегодня никого. Спокойно вернется на корабль и будет ждать там нового рассвета.
Вокруг было очень шумно и как-то тесно. Она никогда не любила толпу и народные гуляния. И уж тем более сражения.
Совсем не так, как поётся в песнях или сказаниях. Унылая толкотня в грязи и крови. Физическая сила и доспехи против доспехов и физической силы. Град почти бесполезных ударов тесноте и редкие, чуть более зрелищные, но уже короткие схватки один на один. Даже если ты тренировался всю жизнь, с малых лет махал туда-сюда палкой и дрался, остановить хитрый финт мечом ты не сможешь. Просто не увидишь, как дёрнулось лезвие. Оно не прорубит тебя насквозь, как приписывают эти всем мечам в песнях, а максимум оторвёт от тебя кусок, и ты упадёшь без сил и спеси, поскуливая от боли и ещё долго захлёбываясь кровью.
Сколько ж она подлатала таких «героев» в той другой своей жизни?
И за что они сейчас сражаются? За трон?
Мужчины.
Их племя было обречено сражаться. Вырывать каждый кусок пищи у непокорной природы, и вырывать самих же себя из цепких лап смерти. Сколько бы они не строили городов, не изучали наук, и не пахали плодородную землю — им всё ещё нужно было драться, словно это не утратило какого-то сакрального смысла.
Глупцы.
Куда важнее вопрос, что ей делать дальше. Она уже и не помнила практически себя без мысли об этом дне. Мысли о мести занимали её больше двух десятков лет. Она бежала от них по трём континентам, надеясь вернуть себя старую, не разбитую ещё и не склеенную кое-как Болотом.
Она искала утешенье в помощи и спасении других, раньше к этому её звало сердце. Но их жизни, судьбы, боль и страдания никак не трогали её, не зажигали в ней тот огонь жизни, что она несла почти три века.
Она пыталась повторить свой путь на другой земле, стать хранительницей святого места, ухаживать за ним, оберегать его, защищать. Но ни одно место силы не приняло её, будто бы в ней теперь жила какая-то скверна.
Она искала знаний. Древнее колдовство, которого она раньше страшилась как огня, не склонило её к служению к тёмным силам и не отобрало её душу. Она даже особого интереса то не испытала, поигралась с неясными, но могущественными силами, да бросила, словно ребёнок надоевшую игрушку.
Она служила разным хозяевам, хорошим и тем, кого надлежало придать проклятью. Выполняла всех и желания, чтобы просто занять себя чем-то. Но от любой работы и от любых ситуаций внутри она оставалась мёртвой.
Она пыталась жить смертной. Скрыла свой дар от себя самой, взяла другое имя, стала жить в маленьком доме и ткать ткани в далёкой стране, встретила доброго мужчину, который заботился о ней. Её нутро не смогло зачать ребёнка… в те редкие минуты, когда она совсем теряла рассудок и позволяла этому мужчине брать себя. Она не смогла жить так.
Она пыталась убить себя. Много раз. Рука сжимающая лезвие замирала едва коснувшись кожи. Словно бы её жизнь ей уже давно не принадлежала.
Её сын мог бы разменять третий десяток. Он был бы статным и крупным мужчиной, с красивым лицом и копной вьющихся рыжеватых волос. Он бы не стал князем. Ему бы это было не нужно. Скорее всего он бы отправился странствовать или бы предпочел жить в лесу. Хотя…
Может быть, он бы предпочёл прожить жизнь селянина, такую мирную и счастливую. Стал бы тут где-нибудь сапожником или кузнецом, как хотел Витим. А может бы и ушёл строить дом в деревеньке и пахать землю. Завёл бы себе добрую жену, и однажды совсем не постаревшая Ярина увидела бы своих внуков.
Они бы бегали вокруг неё с раскрытыми ртами, тыкали в неё пальцами и спрашивали отца: «Пап, а, пап! А почему бабушка такая молодая и такая красивая? Она что… ведьма? А мы тоже будем колдовать?»
Хотя, скорее всего, она бы приехала разок посмотреть на них издалека, так чтоб они её не заметили. Хранила бы клятву и не нарушала, что дала Лесу, Яриону и Витиму, что как родного Ярра принял.