— Хорошо, что приехал, князь Вацлав! — воскликнул он. — Счастьё у меня. Сын родился! Ропопортом назвали. Гулять будем. Хорошо, что приехал!
Вацлав удивился, тому что князь назвал его князем, ведь по их обычаям, был он всего лишь конунгом… вождём, не по праву крови, а по праву силы, который мог всё своё положение в миг растерять на дуэли с конкурентом или кем-то обиженным.
Вацлав сжал кулаки, стиснул зубы от порыва чувств, хотел склониться к ногам Яриона, кинуть к ним топор, шептать слова клятвы, но князь быстро извинился и снова вернулся на трон. Был у него день просителей, и ему нужно было выполнить княжеские обязанности.
К Вацлаву же подошёл слуга и за руку отвёл в его покои. Вацлав снова поразился — ему одному предоставили комнату и кроватью и окном. Её не надо было ни с кем делить, и она была вполне добротно обставлена, да на столько, что там было лучше и чище, чем в его родной избе. В замке таких комнат было не счесть, но князь выдал ему ещё и хорошую. Четверых сопровождавших Вацлава мужчин поселили в большой спальне напротив, каждому предоставив по кровати. Хотя они и готовы были ночевать в конюшне или под открытым небом. И даже принесли им еду и напитков — скоротать время до вечера.
Как солнце начало клонится к горизонту, их позвали на пир. Вацлав нацепил чистую рубаху и обмылся в тазу водой. Оружие и родовой топор их вынудили оставить в покоях, с чем Вацлав согласился. «Негоже пить с ножом на поясе», говорили у них в селеньях. Он всё равно хотел остаться с князем с глазу на глаз и без свидетелей сказать князю, что у него на сердце.
Вацлав никогда не видел таких гуляний. Казалось весь город охвачен ими, все без исключения улицы и все дома. Даже на палубах кораблей, горели огни и мелькали человеческие силуэты. Отовсюду лилась музыка и песни, сплеталась между собой в причудливые мелодии, и чтоб заглушить их приходилось почти кричать.
Слуги довели Вацлава до зала и провели через охрану внутрь. Столы убрали к стенам, заставили их едой и выпивкой, а в центре зала отвели место для музыкантов, пляса и бесед. Гостей было может сотня или две, они приходили и уходили, а Вацлав не успевал подмечать детали и лица в карнавале красок и чудных одежд.
Он отошёл к столам, вжался поближе к стене, попытался впихнуть в себя побольше еды, пил и старался, чтобы его кубок не пустел. К счастью, тут он казался чужаком и никто особо не изъявлял желания развязать с ним беседу.
Вацлав ждал своей возможности и наблюдал за хозяином гуляний. Князь лихо отплясал чудной танец с девушкой, одётой в чёрную строгую одежду, то ли из перьев, то ли из чего иного, для чего Вацлав названия так и не придумал. Ярион запыхался, вышел из толпы с ней под руку, немного перевёл дух, отпился из кубка, поболтал с несколькими пышно одетыми господами, встретился с Вацлавом глазами и сам пошёл к нему.
— Вацлав, друг мой! Знакомься, это Ева Плезир, торговый посол Империи Коам, дорогой гость моего двора. Ева, знакомься, это Вацлав Черногор, князь Валашки, наш друг, сосед и защитник нашего северного и западного края.
Вацлав неуклюже поклонился, чем вызывал незлобную улыбку у князя:
— Госпожа Ева и её помощники здесь чтобы заключить с нами торговый союз. Я уже познакомил её с князём Донцка и теперь знакомлю с Вами, дорогой друг. Всё-таки такие союзы дело общее и нешуточное. Пообщаетесь, а потом выскажете мне своё мнение.
— Вы спрашиваете моего мнения… заключать ли Вам союз для торговли морем с богатой страной, князь Ярион? — Вацлав не смог скрыть своего изумления.
— Ну… конечно, — как ни в чём не бывало ответил князь. — И не торопитесь с ответом. Мы будем гулять неделю. И для дел время тоже найдётся.
На этих словах Ярион ещё раз улыбнулся ему, крепко хлопнул по плечу и удалился к другим гостям.
— Так Вы… тоже князь? — спросила Ева, словно мелкая собачонка поглядывая на Вацлава снизу вверх.
— Ну… — ответил Вацлав. — Выходит так. Хотя деды конунгами ещё звались. Но тут земля другая. Будем привыкать.
С видом важной птицы Ева обошла его кругом и оглядела с нескрываемым женским интересом.
— Хм. А Вы… крепкой породы. Плечи какие и шея… Добротное семя.
Вацлав опустил глаза и у него как-то пересохло во рту. Никогда он не встречал подобной женщины. Её волосы были очень прямыми, почти не вились и были уложены в нечто, что Вацлаву напомнило некое гнездо или нечто подобное. Её глаза цвета изумрудов, подобные он видел в живую лишь раз, были подведены чернилами, но не так, как рисовали их женщины, когда жили у моря и воевали так же, как мужчины. Её губы и скулы были тонкими, словно она болела или голодала, но при этом она совсем не выглядела измождённой. Её руки и плечи никогда не знали работы, на вид она была хрупкой и гибкой, словно молодая берёзка. Она держала голову и спину прямо, словно высеченная из камня статуя, но двигалась плавно, словно кошка.