– Лишь дурные сведения имеются о нем, – сказал Рома. Тот самый хитрец.
– О чем речь? Я никогда не слышал о тумане. – Сказал Крохобор, он был давнишним членом лагеря, его сторожила. Много рассказывал о разных книгах, которые читал.
Остальные присутствующие просто молчали, ожидали ответа на этот вопрос бытия.
– Попав в туман, никто не выбирался оттуда, – пояснил Рома. – Туман живой, он, что-то ищет или ждет.
Только этот ответ я запомнил и держал у себя в голове той ночью, больше никто не высказывался на счет него и тему сменили. Холодом навевало от одной только мысли о тумане. Не знаю почему, ведь туман всего-навсего природа, её часть, в нем нет ничего удивительного и загадочного.
Несколько месяцев жизни среди леса в окружении таких хороших людей, заставили меня задуматься: «а привязался ли я к ним? Что такое привязанность? Дружба может? Ведь мы все делали дружно! Что будет если я покину этих людей, мне станет скорее всего плохо».
О дружбе с ними. Я хорошо начал общаться Лайлой. Она была собирательницей, как и я. Вспомнилось слово симпатия и его сопровождающие чувства.
После работы мы проводили милые встречи, гуляли, рассуждали на разные темы. Она была привлекательна, наверное, я впервые увидел девушку.
Она поделилась со мной своей историей, о том, как она держала строгие выговоры со стороны родителей их менторство жизни, о том, как её приучали быть как все, стать частью огромного механизма. Она мучалась из-за родителей, которые запрещали ей заниматься рисованием, они выкидывали все краски и её полотна, и контролировали её учебу. Не выдерживала все эти строгости, с утра школа, днем родители, лишь вечером в тайне она рисовала в тетрадках ручкой, потому что инвентарь художника хранить опасно.
В лагере она рисовала картины, в основном природу: животных, деревья, солнце. Самую красивую картину она посветила реке в лунном свете. Впечатляющее зрелище. Красота вспомнилась мне, что это такое. Очень привлекательная незаурядная девушка, я испытывал теплоту во всем теле, когда был с ней рядом.
Когда её не было со мной, я думаю, что ревновал. Хоть и не до конца понимаю, что такое ревность. Но чувство паршивое.
Моя Лайла. Все нежные слова я вспоминаю и посвящаю ей. Когда впервые поцеловались, я не понял этих движений, но после, её сладость губ, её жаркое дыхание меня наполняли, я влюблен!
Моя история о беспамятстве её взволновала, но сказала она мне.
– Тебе повезло, что у тебя отшибло память, ведь неизвестно была ли твоя жизнь лучше, чем сейчас, не пытайся вспомнить её, лучше живи этой памятью, живи мной, – она сказала это мне в нашу жаркую ночь, когда тела сплелись воедино, она была наставницей и партнершей в любовном деле.
Я взахлеб наслаждался каждой секундой, проведенной с ней.
Дни за днями размеренной неизменной лагерной жизни одомашнили меня, я привык к покою души, я привык к любви Лайлы, но однажды проснувшись я понял, что в лагере назревает нечто странное. Я не придал этому значения так как не знал, чего мне ожидать от своего сознания.
«Вечность есть, а в вечности все меняется», – подумал я, то есть вечной неизменности не бывает. Не очень хорошие мысли, я поделился конечно же с Лайлой.
– Да брось, ты, все будет хорошо! Если поменяется что-то, то только стены этого лагеря и, то по нашей воле. – Успокаивала меня Лайла.
С утра все шло как обычно, собирательство, готовка пищи. Достали попавшего кабана в ловушку. В обед все тоже прошло, как обычно и я совсем уверился в том, что мое чутье меня обманывало.
Вечером.
Костер. Беседа как всегда в жанре высокоинтеллектуальном и далее все отправляются спать.
В ту ночь я спал один, не понимаю почему не пошел к Лайле. Глубокая безветренная ночь, треск костра и тихий разговор двух смотрящих. Все хорошо и будет дальше так. Заснул.
Крик оборвал повисшее полотно неги. Это был крик отчаяния, крик боли, но кто кричит? Что случилось?
Лару прирезали, других тоже, на меня шел Рома и его дружки. «Беги, скройся, ты можешь», – пронеслось у меня в голове, но сдвинуться не мог, ведь я был в шоке, в ужасе, моя Лайла, мои товарищи: «мне тоже стоит умереть, раз все мертвы, я тоже должен быть мертв!».
И я принял решение, я вступил в глупую схватку, те были с ножами, я был гол. «Ну вот и все, конец, умру», – думал я. Мне удалось нанести удар одному прихвостню Ромы, который был ближе всех ко мне, странно, но удар удался, не смотря, на то, что я не дрался никогда. Чисто механически.
Те в гневе, собирались прыгнуть на меня, в тот миг я увидел её. Её безжизненную руку, которая торчала из палатки. «Что я сделаю для неё? Глупо умру? Даже не отомстив? Но я же уже дерусь, я доказываю ей свою любовь! Нет, это просто жалкая самооборона, если хочу отомстить нужно бежать, продумать план мести и реализовать его!», – думал я.