Выбрать главу

«Ний… Ний я хочу, чтобы ты прочитал это в тишине, дома. Дома. Далеко -далеко в одиночестве, в горах, где ты всегда хотел жить. Пожалуйста прими то что случилось, прости меня за все слова, что я тебе сказал. Я был ужасен в тот момент, и мне стыдно не столько за грубость даже, сколько за то, что я вообще посмел говорить подобное тебе. Ты был моим покоем и умиротворением. Успокоением. Утешением. Я прошу прощения за всю боль, что вынудил тебя испытать. Почему-то мне стало впервые в жизни легче. Я извинялся столько раз, искренне, от всей души сожалея, обо всём, что я делал неверно. Но… Только теперь мне должно стать легче, я надеюсь, что впредь, боль исчезнет навсегда».

По первому этажу от входной двери к регистратуре пробежал светловолосый юноша, с тяжёлой одышкой, он подал служащей паспорт и пробурчал имя пациента. Женщина протянула в ответ белую пластиковую карту – «восьмой этаж, палата 14, вам в лифт слева».

Стоило парню пройти в ворота, его подхватила под руки Джун, обняла, стискивая в объятиях всеми своими силами, и уткнулась носом ему в грудь. Ний лишь тепло погладил её по голове, и потом они молча поднялись, но если всегда прежде между ними летали невидимые молнии недоброжелательности, то сейчас повисло тепло и нежность. Уже в шагах десяти от цели Ний нервно подёрнул ухом. А подойдя к двери, взялся за пластиковую ручку и позвал Джун:

– Слушай, а внизу, рядом с торговыми автоматами, был ларёк с детскими игрушками?

– Да, был тако…

– Можешь, пожалуйста, спустится и купить два одинаковы игрушечных колечка? – перебил блондин.

– Зачем тебе?

– Хочу твоему братику предложить руку и сердце, вдруг ему для пересадки нужны.

– А!? Ты когда-нибудь уже оставишь эти глупые шутки? – гораздо теплее чем когда-либо прежде поинтересовалась Джун.

Вытащив тысячную купюру из кармана и вложив в руки девчонки, парень посмотрел милосердно: «Сдачу оставишь себе» – и улыбнулся по-новому. Прежде обжигающая улыбка стала такой, какой он всегда одаривал только Кирея.

– Серьёзно? Они же стоят рублей по пятьдесят?

– Да, всё, что останется – тебе.

– Хорошо… Спасибо… А, это… только братик просил, чтобы мы вместе зашли, ты устал я понимаю, почему со мной не пойдёшь, но подожди меня ладно?

– Хорошо – отозвался он, однако, как только силуэт скрылся за поворотом, Ний вошёл в палату.

Он взял табуретку и сел ближе к окну, чем к койке. Смотря в безграничное голубое небо, Ний шептал тихо слова на неизвестном никому языке. Под аккомпанемент монотонного писка приборов. Звуки пропали, а сам парень, обдуваемый ветром с растрёпанными, всё так же вьющимися, сухими белоснежными волосами, временами скрываемый развевающейся белым тюлем, отстранился от окна, только закончив таинственный монолог. После подошёл к некогда самому дорогому человеку и любовался закрытыми неподвижными веками, бледной кожей синеющими губами. Ниум из ослабшей ладони достал телефон, где виднелись последние строки: «Нарисуй меня когда-нибудь снова и назови эту картину – «Нежизнеспособный», склонился над его ухом и прошептал: «Спокойной ночи, сладких снов, я люблю тебя, Кирей».

О, сладкое снадобье из цветов руты,

Что опьяняло меня в часы смуты!

И скучно, и грустно, но кто виноват

В мучении горьком святых ребят?

В деревень, городов отдалении

Одинокий бесцельно брожу,

Предоставлю под сводом сомнения

Ленту мыслей вострому ножу.

До дома не долго дойти,

А я жду средь равнины ночи,

Смотря в бесконечности возможности,

Не надеясь и вовсе себя спасти,

Касаясь руки тоски.

В людях столько ничтожности,

Самолюбия глупой гордости…

Но разве же это неправильно?

Если это ступень эволюции,

Значит ли, что так и надобно?

Выживает сильнейший лучший…

Человек – существо социальное –

Принёс грязь животных в духовное,

Святые грёзы хрустальные

Разбиваются зря взращённые.

Порока виновник рядом,

Ложь на нём окаянном,

Тот, кого пригрели все вы,

Кому подарили любви,

Тот, кого вы считаете другом,

С кем за руку взявшись пошли,

Чью подлость попутали с мёдом,

Чей голос красивым нашли.

Совратившего вас из корысти,

Полюбили вы высшее зло,

Что за сладкой и вкусной улыбкой

Ядовитое хранит копьё.

Обвиняю, греховных, корю,

А ваш мир то живёт понемногу,

Я с недавнего так же хочу,

Может таким и я буду?

О, Рута, паду на колени я!

О, Рута, склоняю главу!