– Ну же, Виктор, отведай что-нибудь чего же ты так стесняешься?~
– Я не голоден. – сухо бросил гость – лучше скажи, что с Суиин? Ты обещал её вылечить. И как ты собираешься её лечить? У неё сквозная рана в животе.
– Да… – задумчиво протянул Царь – девица в лазарете, можешь мне верить, я никогда не вру~ Спроси даже у Ай, она там смотритель, или Эрант, она командует прислугой.
– Эрант? – удивился Витя и взглянул на девушек рядом с царём по внимательнее, они и близко не были похожи на знакомых ему Ай и Эрант, к тому же одна вообще должна быть мертва, а вторая где угодно, но ни как не в пустыне.
– Слушай… если ты никогда не врёшь, назови своё имя.
– Можете называть меня Богом, этого достаточно – улыбался царь.
– Нет! Такое ничтожество как ты я не буду называть никак, кроме как уродом, но имя… Как тебя зовут?
– Меня не зовут я сам прихожу~.
– Хватит строить из себя дурака – Виктор резко встал и ударил кулаком по столу, да так звонко, что Мира и Джун невольно дёрнулись на месте. Однако Ний продолжал играться с едой, выкладывая из кусочков салата пейзаж сада, что они видели, гуляя по городу, и делал вид, что он совершенно не знает разбушевавшегося друга.
– Ну-ну мальчик, если не сядешь, я усажу тебя силой, мои повара так старались ради вас, я не часто ем что-то изысканное и они не могут продемонстрировать весь свой талант, но ради гостей, сегодня, они, я уверен, превзошли сами себя.
Виктора против его воли тело вернуло в сидячее положение, однако, возможность положить кусочек какого-нибудь, например, десерта была предоставлена ему лично.
– Если я съем, то ты назовёшь мне своё имя?
– Так точно, я никогда не вру, всё ради тебя – пролепетал царь – о точно! Начни с мясного рулета, ты же стал знатной шишкой и теперь можешь позволить себе дорогие рестораны, но ты точно не пробовал подобного.
«Знатной шишкой стал говоришь… чёрт возьми, Ниум, что если ты прав? Но Кирей же не мог этого знать. Так?» – думал Виктор и с укором, приказным тоном пристрожил девчонок не прикасаться к еде, а затем отрезал себе небольшой кусок от мясного блюда, политого мёдом и украшенного ягодами барбариса в сиропе.
Положив на язык кусок, парень невольно расправил брови. Вальс, нет, яркое танго вкусов смешались и объяли его с головой, кружа и приводя в восторг. Виктор пытался не показать восхищения, но это было делом невозможным в его то положении. Проглотив пищу он бы с радостью принял ещё немного, но умел держать себя в узде и, всё так же, как и прежде опасаясь наличия яда, отложил приборы. «Даже если я уже перешёл порог смерти, чем меньше съем, тем больше шансов, что протяну подольше».
– Ну как тебе мои ребятки? – довольно улыбнулся царь, обращаясь к Виктору.
– Хорошие повара, нечего сказать – Прикрыв глаза с невозмутимым лицом отозвался гость, словно блюдо не произвело на него достойного впечатления.
– Нет – перебил парень в шляпе – ты не понял его.
– Да – ухмыльнулся хозяин башни и дважды хлопнул в ладоши. – Они не готовили, они приготовлены.
Виктор побелел и распахнул глаза так, что они буквально бы ещё немного и выпали из глазниц, он не поверил сперва своим ушам, но после позеленел и, осознав, что его вынудили съесть человечину, попытался вызвать у себя рвоту, пихнув пальцы в горло. Но не смог заставить тело выплюнуть то что съел, его держала какая-то невидимая сила, которая прежде не давала пересечь черту города и усаживала его на за стол пару минут назад.
– Да! Ты не ослышался! Ты проглотил мясо младенца, но если тебя волнует этическая сторона вопроса, то они просто бесили меня свои плачем, и я решил, что можно выращивать их как скот и тогда я буду убивать их сколько вздумается. Неправда ли великолепная идея? – нараспев бормотал царь, с такой мерзкой ухмылкой, что даже у Ния бы рука дёрнулась ударить, если бы он поднял в этот момент глаза. А Игнат, при всей своей холодности и бессердечности, сжал бокал от злости, да с такой силой, что разбил, благо осколки не навредили ему.
– Ты чудовище! – вскликнула Джун в ужасе, её голова уже нарисовала страшную картину человеческой фермы и кухню, где потоками среди плача лилась кровь, и безутешные слёзы отчаяния матерей, и хруст ломающихся костей, и ошмётки мяса в мясорубке.
Мира сжала в ужасе подол платья, а Виктор всё так же в отчаяние на мог поверить в услышанное и, представив тех детей, что были преданы страданию, только-только получив право на жизнь, его пробрал вихрь ярой ненависти и отвращения. И только Ний старательно изображал отрешённость к происходящему. Его словно больше волновала несочетаемость оттенка моркови и черничного варения.