Снова окунувшись в свою голову Витя перебирал, что успел застать вчерашним вечером. «Мы курили с Рыжим. Хорошо. Там была стерва. Клеилась к Рыжему. Ага. Андрей, вроде… да он забирал её. Потом, Суиин в караоке пела. У неё даже хорошо получалось. Я выиграл в конкурсе на лучший коктейль. Это уже в баре было. Суиин пришло сообщение. Я отвёз её домой и переписывался временами узнавать, как она. Возил ребят по ночному городу. Победил в игре переплыви Неву, а дальше мы пошли до магаза. Андрей что-то болтал на ухо мне. Уже в хлам был. И Рыжему, кажись, тоже, но что, я уже не помню. Что-то про то, что так много нельзя, бесит его, ещё раз и…» – тщетно, где-то на этом моменте киноплёнка, записанная на камеру глаз оборвалась, а диктофон ушей ловил одно слово из ста. Главное, что он уяснил, так это то, что если что-либо и заставило кукольное, выразительное лицо помрачнеть, то с ним это связано быть не может. Однако кристально чистые глаза, невозмутимо смотревшие так, словно их вырезали из глыбы прозрачного и холодного арктического ледника и вставили в глазницы фарфоровой статуэтки, даже смеясь она пропускала этот мороз между фразами.
«Хочу поднять ей настроение». Он наткнулся на эту мысль проезжая мимо магазинов уже на пути домой по главной улице города и разглядывая пёстрые зазывающие вывески, одна из которых явно выбивалась из общей композиции кричащих цветов и крупных надписей. Красивая резная из дерева, изящная в узорах растений и в окружении поросшего вьюнка.
«Антикварная лавка. Заглянуть поздороваться?» – проскочила фраза в голове, нашёптанная одиночеством, и, проплутав пару минут, Фортис нашёл место для парковки. Выйдя из машины, он огляделся и даже слегка растрёпанным и хмурым привлекал внимание окружающих в особенности девушек, что звонко цокали каблуками по мощёному тротуару.
Звон ветряного колокольчика, подвешенного над дверью, ознаменовал гостя и, прикрывая за собой решётчатую железную дверь, парень прошёл внутрь, осматривая с высоты своего роста полки. Вокруг были старые, но весьма хорошо сохранившиеся, расписные вазы, сервизы, и если некоторые и имели в себе сколы, то были аккуратно отреставрированы и эти самые сколы теперь представляли свою ценность. Рядом стояли и стеклянные и хрустальные элементы утвари, а также статуэтки и игрушки. Чёрная бархатистая кошка, сшитая вероятно много лето назад, сидела наверху одного из искусственно состаренных шкафов и пестрила узорчатой вышивкой, привлекая к себе глаза посетителей и перенося внимание на верхние полки. На свободных стенах красовались картины и старые, пережившие уже не два и не три поколения, платья, манжеты, накладные воротники и вологодское ручной работы кружево. Кажется, всё, что только можно было найти в старых фамильных сундуках, и что ещё не забрали в музей, можно было бы отыскать на одной из здешних витрин. И даже с тем, что комнатка и была маленькой, там за дверью, по внутреннюю сторону от кассы, была лестница на второй этаж, где хранилось ещё больше всяческого добра. Там же был кабинет хозяина.
Заведовал здесь миловидный старичок со своим старым другом. Когда-то он просто решил, что хочет забыть всю свою прошлую жизнь и, набрав множество фамильных вещей, ушёл к оценщику, своему доброму знакомому и, перебрав украшения и пережившие не одно поколение книги, ему огласилась итоговая цена. Мужчина очень обрадовался, история его семьи стоит больших денег и ему стало интересно чего же стоит прошлое других людей он долго думал, что ему делать с деньгами не хотелось тратить их на пустые вещи и тогда он решил рискнуть и скупить других старых вещей и арендовать помещение дорогое, двухэтажное на главной артерии города. Дело бы прогорело быстро, но товарищ оценщик, прознав про лавку стал завсегдатаем помощником так дело и продолжило жить.
Но речь не о том. Ниум сидел за кассой с альтом в руках. Он часто играл, что привлекало прохожих и разгоняло неловкую тишину. Бывало посетители заглядывали не столько в поисках интересных вещиц, сколько хотели послушать музыканта. На столе перед парнем лежал дряхлый переплёт романа, который, видимо, и вдохновил на творчество. Заслышав гостя, он резко отпрянул от занятия и, поднявшись, да бы посетитель его точно увидел, поздоровался. Хотя правила и требовали предлагать помощь, но он считал, что излишнее внимание к человеку вызовет у того дискомфорт, так что просто сидел на месте, выражая готовность подсказать что-нибудь – в пол оборота к вошедшему, но не встречался взглядом, а предпочёл продолжить композицию.