– И как ты думаешь это связанно?
– Возможно, есть некий культ этого царя или же… для начала я хочу, чтобы ты увидел, что за границей, своими глазами. В пометке у сестры было написано, что она собиралась попросить тебя выведать у отшельников ещё информации об этом, а также найти местоположение этой башни, если она существует. В её карте были примерные координаты и, как я поняла, она хотела передать это тебе. Я мало что поняла, но уж подпись «Тадашину Рею», явно значит, что это для тебя. По дате это была последняя из её архивных записей. А нашлась в скрытой папке.
– Вот как… Я понял тебя.
– Ты какой-то печальный – Суиин коснулась ладонью щеки друга.
– Просто вспомнил, как сам рассказывал ей сюжеты из прочитанных мной книг. Соскучился и по её историям.
Случаев их общения было много, но в тот день, о котором вспомнил Кирей начался сильный ливень и Ай, что не далеко от того места гуляла с сыном, заглянула в ресторан переждать непогоду.
В зал вошла женщина с приглушённым взглядом, что, подобно ангелу, была одета в молочного оттенка платье с крупными воланами идущими от пояса, и рюшами на оторочке длинных, немного скрывающих кисти, сосборенных рукавов. То была Аспарагус Ай. И, когда к ней подошла Суиин, то было ясно видно: на лицо они почти близняшки, разве что у старшей глаза, почти всегда опущенные в пол, переливались глубоким синим, подобным морской пучине, цветом. Блики ложились немного мутно, а веки устало, но по-доброму прикрытые, почти никогда не поднимались до нормального естественного положения, делая взгляд печальным, но приятным. Цвета волос тоже у девушек был различны, если же младшая была светлая блондинка и сиё был её натуральный цвет волос, то старшая в свою очередь от рождения тёмненькая и, если бы не точёные по одному шаблону их острые скулы изящные прямые и немного вздёрнутые носы, да пухлые с одной палитры оттенка губы, можно было бы и заподозрить их мать в неверности. Но, как видно, та была женщиной хорошей, как и её дочери.
Кирей к тому времени уже закончил смену, но уйти, не поздоровавшись со своим преподавателем, ему показалось ужасно грубым. Он подошёл и его пригласили присесть. «Наверное, не стоит перечить, может профессор хочет со мной о чём-то поговорить?»
– Скучали без меня? – вернулась Суиин – кхм-кхм, здравствуйте, премного уважаемый мисье, прошу, меню – она, как подобает подала предмет двумя руками, поклонившись ребёнку, и так же, но ещё более наиграно вежливо – сестре.
– Тёма, выбирай, всё что душе угодно – Ай с любовью прикоснулась ладонью к лицу сына, а сама попросила у сестры только молочный чай. Мальчик ещё долго не мог выбрать какая картинка вызывает у него больше слюнок, но хотя ему и разрешили взять несколько блюд он предпочёл только одно. За то какое – кремовый лимонный торт. Он подавался целым и делился на части только за столом посетителя. Снаружи он был глянцевый ярко жёлтый и не выражавший излишеств, вся суть была внутри – под покрытием прятался нежнейший, сладкий, тугой крем из лимонной цедры и сливочного сыра похожий на тот что используют в чизкейках. А в сердцевине в сладковатом лимонном с пищевыми блёстками сиропе покоились цитрусовые конфеты – мягкие они были на манер “skitls”, но собственного здешнего изготовления, да такие, что таяли на языке, а вся вместе начинка медленно растекалась при резке, подобно спелому ароматному фрукту.
– Эй, Рей, будешь чего?
– Нет, спасибо – с улыбкой промямлил Кирей.
Время шло, а разговор так и не начинался, юноша и без того теряющийся в ситуациях, где требовалось поддержать диалог, сейчас был в полнейшем замешательстве. «Может быть это приглашение было просто словом вежливости? Может она не имела ввиду реального приглашения? Но не будет ли странно если я сейчас так внезапно уйду? Или стоит ещё немного подождать? Может мне попробовать начать диалог?»
– Хотите расскажу историю? – Начал Кирей.
– Давай – кажется, она была искренне заинтересована послушать рассказ от юноши – Артёмушка, будем слушать историю мальчика?
– Аг-га. – ребёнок убрал игрушку в карман и сложив голову на стол навострил уши.
– Я недавно читал книгу про бродячего художника. Это была история о том, как он искал высший идеал для своей картины. Сначала он рисовал небо, горы, потом рисовал реки, не найдя желаемого решил рисовать животных, а следом людей. Путешествуя много лет, он влюблялся и, казалось, находил своё счастье и совершенство, которое можно нарисовать и писал одинаковые портреты целыми днями и месяцами. Но как-то ночью, проснувшись он понял, что его картины всё так же плохи, больше того все последние полотна были столь уродливы в его глазах, что от горя он… – Кирей бросил на мальца осторожный взгляд – он сжёг все картины и дом, в котором жил. И, снова отправившись в путь один, он прошёл под тем же небом, по тем же горам и нарисовал их, словно смотря чужими глазами, и реки он рисовал, смотря чужими глазами и людей… он не подходил к ним, что-то в его душе не позволяло даже коснуться прохожих. Спустя ещё пару лет, воротясь к дому своего друга, он постучался в двери, тот открыл и вовсе не узнал стоящего за порогом человека. Разозлился лишь от чего-то при упоминании имени и прогнал, как последнего попрошайку. Художник понял, что ему с его сердцем не место в мире людей. Словно одинаковые заряды его отталкивало от всех встречных. Но в конце постарев, живя в одиночестве, он напоследок видит того самого друга, такое же лицо, как и прежде, но уже покрытое морщинами и залитое слезами.