– За что он здесь оказался? Это то самое наказание за то, что девушке не сказал мол красивая? Он будет в порядке? – я говорил приглушённо, стараясь сдержать самообладание, ведь сам прежде рвался оказаться на месте друга.
– Да – протянул Страж с досадой.
– Вот как оно… это правда ужасает, кажется, чем дольше смотришь, тем явнее становится ощущение на коже. Ощущение представления того, что же сейчас терпит он. Мы можем его вытащить? Нам нужно найти то, чем пилить и …
На этих словах Страж просто вынул своим телекинезом решётку и, отбросив прочь, пролез внутрь.
– Здесь решётки только для вида, красоты, чтобы соответствовать тому, как тюрьма должна выглядеть. Вся суть в миражах. Человек в такой пытке сам не сможет выбраться, в этом состоянии не нужно никаких оков. Ему больно и будет ещё больнее, когда мы вытащим его отсюда, но миражи сильнее.
– Что с ним?
– Это испытание ты не прошёл в прошлый раз и тогда было ещё страшнее. Знаешь, сейчас у Хитори пострадала только кожа и лицо, остальное может и заживёт без сильных проблем… мы пришли достаточно рано, в прошлый раз я сильно задержался… – Страж посмотрел тоскливо в пол и добавил – прости. По моей вине у тебя в прошлый раз были ужасные шрамы по всему телу и пришлось наращивать мясо на кости, зашивать обычными нитками… это было отвратительно и безумно больно.
– Да ты и в этот раз не торопился. Постой. Ты один? Я разве не Хитори ради меня готов, аж, воспылать, броситься в бездну и всё такое прочее?
– Он… тогда счёл, что ты и сам справишься, это было очень опрометчиво с его стороны.
Я, завороженный состоянием заключённого, тяжело выдохнул пока Страж вытаскивал изуродованное тело, по правде говоря меня одолевали сразу отвращение мерзости открытых органов и ошмётков мяса, что уже кажется начинали гнить по краям, восхищение готовностью Хитори ценой своего тела защищать меня от невзгод, и пробирающее до глубины души сострадание… Вероятно, Хитори мучила совесть за то, что в прошлый раз он оставил меня в таком месте, и теперь этот парень сам полез на рожон. Не находя слов, я молча следовал за Стражем, не задавая пустых вопросов. Нас не встретила охрана дворца, как я догадался это было наградой за выживание в подобной страшной пытке. Или это то, чем был занят Страж в замке.
Шли мы долго и, когда ноги уже подкашивались и гудели от напряжения, я приметил вдалеке свет. Шли мы, стоит сказать, по густому лесу к востоку от города. Нам попадались временами монстры, и тогда Страж скидывал на меня тело Хитори, а сам бросался в бой. Нескольким существам он прошиб головы камнями с дороги, пару проткнул копьём, ещё троих мы избежали, обойдя за каменной полуразрушенной стеной. Так, возвращаясь к свету вдалеке, я сначала спутал его с фонарями здешних существ, но, так как мой напарник не замедлил хода, насторожился ещё сильнее. В какой-то момент я понял, что это фонарь над входом в некое здание, или скорее даже чей-то дом. Ещё минут двадцать, и я стоял прямо перед дверью. То оказалась будка сторожа врат, вежливо с предложения Стража, постучав, за деревянной, на вид тяжёлой дверью послышался шорох. Нам открыла уже знакомая Лилия, без объяснений она толкнула меня прочь кинула под ноги мне веник и корыто с полотенцем, а сама и указала на ещё одну дверь справа. Пока я осмыслял её не метафоричное послание меня в баню Лилия со Стражем уже унесли тело Хитори, и я, сонный и измотанный дорогой, просто согласился с происходящим.
Всю ночь девушка хлопотала вокруг раненного. А утром первым, что я увидел была она, прикорнувшая ко мне на кровать.
– Утра, как там Хитори?
– Жить будет, переждём тут немного и пойдём дальше.
– Слава богу.
– Ах, да, я тебе приготовила завтрак, поешь, как встанешь на ноги. Прости, что я тебе грубила.
– Всё в порядке.
Молодая девушка шумно, не касаясь перил, сбежала по лестнице. Она буквально выбила дверь подъезда собой, так что дверные петли жалобно проскрипели. Ещё сырые волосы её лежали на плечах, руки словно под током дрожали, даже будучи крепко стиснуты в кулаки, шаги слышались глухими ударами босых пяток об асфальт, быстрые и стремительные, но неровные, она оступалась, попадая ступнями на камни, но держала равновесие, терпя боль, не останавливалась больше полу часа пути. Её брови напряжённо нависали сведёнными к носу над печальными на мокром месте глазами. По виду сложно было бы сказать была она зла или опечалена, однако сердце проникалась некой тяжестью и ужасом. Ужасом от того, что заставило её так быстро покинуть тёплую квартиру буквально в домашнем халате с ещё влажной после душа кожей.