– Кирей, ты в порядке?
– Я же сказал, что да! – юноша сначала было не понял, чей голос звучал в ушах и крикнул сверх меры громко, однако после взял себя в руки и попытался снизить уровень выдаваемых децибел.
– Мне кажется, ты сегодня очень зол, не хочешь вместе снять напряжение? Я могу сыграть что-нибудь лично для тебя?
– Нет. Не хочу. Оставь меня.
Ний впервые испытал давящее бессилие и… смущение? Он стоял скованно в дверном проёме облокотившись на косяк. Да, ему буквально стало стыдно, что он не может найти подступа к человеку, что прежде сам ложился ему в объятия и просил утешения. А ещё… в его сердце была тугая боль, слышать от своего вдохновения подобную грубость. Даже прежде, случись им ссориться, Кирей не повышал тона и не мог сохранять столь каменного выражения лица. В светло-серых глазах юноши дрожали блики от еле заметной беготни глазами по чертам лица товарища. Понемногу усмиряя волнение, он двинулся вперёд и сел на край дивана, обнимая маленькую подушку.
– Я сказал убирайся.
«Что пришёл насладиться моим отчаянием? Что за нелепость? Чем ты можешь помочь? Ты же даже не знаешь моего груза на сердце! Хочешь самореализоваться, якобы делая мне лучше своими объятиями? Что за детский сад?» – пока на редкость жестокие и необоснованно грубые слова лились на блондина в голове Кирея, Ний придвинулся ближе и попытался по-дружески почти невесомо обнять парня, сейчас больше похожего на дикобраза выпустившего иглы. Однако Кирей увернулся от доброго жеста и, обогнув по дуге друга, удалился в другую комнату.
– … – Художник даже не успел издать и звука.
– Дай мне просто обнять тебя.
– Да завались! – крикнул брюнет. Сейчас его бесило, кажется, всё что он видел. И эти шторы, которые выбрал Ний в прошлом году и стоявшие в углу картины, которым «пора было съехать в музей и не тратить на себя жил. площадь». Или «лучше бы он спалил к чёрту абсолютно все свои работы, зачем жечь только большую их часть? Пусть горят все. Всё равно никому не показывает! Нашёлся скромник!» и этот вечный запах масляных красок тоже «в печёнках сидит».
– Ты же просто притворяешься таким милым, хватит уже строить из себя совершенство. Ты же хочешь выставить все эти картины в артстейшен, хочешь, чтобы они собирали сотни тысяч лайков в инсте. Но не делаешь этого, ты нашёл то, что ещё больше будет тешить твоё самолюбие! Я же прав? Ты упиваешься наслаждением, когда о тебе говорят, как о святом, истинном художнике, творящем для искусства, а не славы, ты потешаешься над моими проблемами и питаешься ими для вдохновения, почему бы тебе просто на исчезнуть из моего дома?
– Ний опешил, ведь никогда прежде не смел задеть друга и не желал ему зла и уж тем более не использовал в корыстных целях. Он стоял, как вкопанный, когда человек пред ним исказился в лице и всем телом подался в перёд замахиваясь.
Кулак не коснулся лица, но замер совсем близко.
– Я даже прикасаться к такому, как ты не хочу! Просто свали ты нахрен! Что б ты сдох!
– Будь его обидчиком кто бы угодно другой он бы не стал продолжать ссору. Ушёл по своим делам, как дикий кот. Но сейчас перед ним стоял его самый дорогой человек. Его чистейший ангел дарящий свет искренности и человеколюбия, тот кого он рисовал украдкой, в ком видел неиспорченную человеческую натуру и детскую наивность. И этот светлый образ сейчас был непросто притенён, он был, словно окровавленное разбитое зеркало, в котором почти не различимы черты Кирея.
– Пожалуйста, солнышко, успокойся, что с тобой случилось? Ты пьян? Тебя кто-то так сильно задел? Правда, хочешь, ударь, станет легче.
– Я сказал собирайся и вали, ты же можешь себя обеспечить, тогда какого хрена мы вообще тогда живём вместе?
– Котёночек мой, дай мне помочь тебе, давай я утешу тебя? Хочешь обниму?
«Это же всегда помогало, как ни как».
– Мои руки только для тебя. – Ний отступил назад и приглашающим жестом указал на всю безобидность и тепло, которое только было у него по отношению к товарищу.
– А вот и не ври, ты вечно гладишь мою сестру я нисколько для тебя не особенный, ты всегда просто использовал меня, как ресурс.
– Нет же, ты сам просил быть с твоей сестрой таким же милым, как с тобой, ты знаешь, как я не люблю людей. И ты не ресурс – голос парня совсем приглушился, как бы прячась от гнева. Да, Ний не испытывал чувства привязанности ни к Джун, ни даже к своей собственной семье. Будучи человеком искусства – картины, музыка и литература единственные вещи, что заставляли его сердце трепетать и таять. А также он – юноша чьи карие глаза сейчас наливались кровью, это было произведение искусства самой вселенной.