— Я тебе не верю! — (Его карие глаза стали совсем черными.) — Ты просто хочешь как-то оправдаться, вот и все. Я не дура и отлично все поняла.
— Неужто? — Он оглядел ее неторопливым взглядом, и на его твердо очерченных губах мелькнула холодная улыбка. — Счастье твое, что я — гость в доме твоего отца, Келси. На этом свете не найдется женщин, которым бы удалось безнаказанно говорить со мной так, как это позволяешь себе ты.
Она нервно облизнула внезапно пересохшие губы, и этот жест не ускользнул от его пронизывающего взгляда. Она всегда испытывала почтительный страх перед этим другом своих родителей, и теперь ей впервые удалось понять, в чем тут дело. От стоявшего перед ней высокого, широкоплечего мужчины исходила такая пугающая, мощная, физическая сила, что по спине у Келси пробежали мурашки.
Он тревожил ее постоянно, с тех самых пор, как она впервые по-настоящему обратила на него внимание — было это около двух лет назад. Ей тогда исполнилось пятнадцать, и в том непонятном чувстве, которое он у нее вызывал, она теперь распознала страх, смешанный с волнением. Она, как правило, избегала его в те нечастые выходные дни, когда он появлялся у них в загородном доме, каждый раз в сопровождении новой женщины. Он был воплощением мужского начала, а потому был опасен.
— Хочешь, я докажу тебе, что прав? — Он, казалось, читал ее мысли, и она молча вытаращила на него глаза. — Я намекну Анне, что она может, как и предполагалось, провести здесь остаток уик-энда. Всего лишь намекну. — Келси хотела что-то возразить, но он властным жестом заставил ее замолчать. — Обещаю, что не отступлюсь от своих слов и не буду ее каким-либо образом принуждать. Если, как ты считаешь, ее сердце разбито, по-моему, будет естественно предположить, что она откажется и немедленно уедет домой. Правильно? — (Келси медленно кивнула.) — С другой стороны, если прав я, она, вероятно, перестанет разыгрывать обиженную и вцепится в то, что чуть не потеряла, мертвой хваткой. Согласна?
— А откуда мне знать, что ты не попытаешься ее уговорить?
Он молча посмотрел на нее долгим взглядом, и в его холодных глазах было такое выражение, что она вдруг вся сжалась.
— Не искушай судьбу, пчелка моя! — Его голос был вкрадчив и ровен, но в тоне явственно слышалось предостережение, еще более зловещее оттого, что он назвал ее домашним прозвищем. Она смутно помнила, как три-четыре года назад он сказал, что необычный золотистый оттенок ее каштановых волос напоминает по цвету бархатистый пушок пчелы, и с тех пор ее стали звать “пчелкой”.
Она вспыхнула и ничего не сказала, а он, еще раз окинув ее на прощание взглядом, медленно удалился — все его движения были такими же плавными и неторопливыми, как ленивая поступь царя крупных кошачьих.
После этого время для нее потянулось мучительно медленно. Воздух был по-прежнему напоен приторными ароматами позднего лета, которые приносил с собой ветерок, насекомые деловито сновали в кустах и на клумбах, легко взмахивая перепончатыми крылышками в душном воздухе, но, как ни старалась Келси углубиться в книгу, к которой потеряла всякий интерес, ее мысли вновь и вновь возвращалась к Маршаллу и Анне. Уик-энд, когда можно расслабиться и примириться со всем вокруг, оказался испорчен, а виноват в этом он! Деспотичная, самодовольная свинья, злобно подумала Келси, обнаружив наконец, что в третий раз начала читать один и тот же абзац.
К ужину она сумела взять себя в руки. Она всегда очень любила эти вечерние минуты, когда ее родители и гости, если они были, собирались выпить перед ужином вина в большой гостиной; через открытые стеклянные двери из живописного сада, где сгущались вечерние сумерки, доносилось щебетание устраивающихся на ночлег птиц.
Когда Келси вошла и налила себе шерри, Маршалл сидел и увлеченно беседовал о чем-то с отцом, а Анны нигде не было видно.
— Ну, вот и ты, доченька. — Мать похлопала рукой по стеганому бархатному сиденью дивана, приглашая Келси сесть рядом. — Похоже, сегодня ты сгорела на солнце. А как по-твоему, Маршалл?
Взгляд темных глаз Маршалла медленно скользнул по золотистой коже ее лица и окинул всю ее складную фигурку; на его лице застыло учтивое выражение, но в блеске карих глаз был тайный смысл, непонятный матери.
— Она, как всегда, прелестна. Рут. — Сказав это, он снова повернулся к отцу, но не раньше, чем она уловила в его взгляде явную насмешку и вызов: из сада вошла Анна с огромным букетом распустившихся роз. — Анна хотела поставить у себя в комнате розы.
Келси заставила себя поднять глаза и увидела совсем рядом его насмешливое лицо. Одна черная бровь безжалостно-насмешливо поднялась, и девушка, чуть заметно покраснев, опрокинула остатки шерри себе в рот, отчего у нее на глаза навернулись слезы.
— Чудесные цветы, правда? — с улыбкой спросила она Анну, но брюнетка не сводила своих раскосых голубых глаз с улыбающегося лица Маршалла, и в этих холодных, как сталь в голубых глазах застыло откровенное вожделение.
Ужин был для Келси сущей пыткой. Она с трудом вытерпела этот час пустой светской болтовни: все время перед ней стояло холодное смуглое лицо Маршалла, сияющее довольной усмешкой, ее растерянность его откровенно забавляла.
Как только ей удалось улизнуть из дома, она выбралась в сад, туда, где на фоне изжелта-багрового закатного неба чернели силуэты знакомых деревьев и кустов. Присев на длинную деревянную скамью подальше от освещенного дома, она отдалась во власть тишины и гармонии, что царили в спящем саду. Они окутали ее блаженной пеленой, а тем временем небо над головой стало угольно-черным, и над затихшим миром раскинулся покров ночной темноты.
За все свои семнадцать лет ей еще не приходилось ощущать себя такой неотесанной и наивной девчонкой. Почему у нее не хватило ума ни во что не вмешиваться? Все это в любом случае совершенно ее не касается. Она выставила себя перед ним дурой, и хотя холодная логика убеждала ее, что это неважно, на самом деле это было важно. Ужасно важно.
— Так и знал, что найду тебя здесь. Она медленно обернулась на низкий, сочный голос: Маршалл стоял, прислонясь к свилеватому стволу старой ивы, черная тень которой скрывала его лицо. Вот что еще всегда действовало Келси на нервы — его голос. Он не был похож ни на один голос, который ей когда-либо доводилось слышать, — сочный, густой и низкий, с какой-то ленцой, но способный мгновенно перейти в хриплый рык.
Она почти не сомневалась, что он будет ее искать: вряд ли ему захочется упустить такую замечательную возможность позлорадствовать над тем, как она опростоволосилась.
— Мне захотелось подышать воздухом, — выдавила она из себя и, вглядевшись в темноту, увидела, что он медленно кивнул.
— Разумеется.
Она изо всех сил напрягала зрение, но в темноте его лицо казалось лишь расплывчатым белесым пятном, а вкрадчивый голос ни о чем не говорил.
— Значит, ты был прав. — Она с трудом проглотила слюну. — Кажется, я не правильно оценила ситуацию.
— Это что, извинение? — Он подошел ближе, и теперь его лицо было видно достаточно хорошо, однако на глаза падала тень, а резкие черты лица были непроницаемы.
— Да, — едва слышно призналась она, отворачиваясь.
— Ну и ну! Поистине, вечер сюрпризов. Мне известно не слишком много особей женского пола, способных признать свою не правоту. — В его голосе звучала скрытая насмешка.
— Я не сказала, что не права.
— Ладно, не порти впечатления.
Келси чувствовала, что ему происходящее представляется донельзя забавным, и на нее внезапно нахлынуло желание проникнуть в глубины этого недоступного ей, скованного железным самообладанием ума.