Похоже, у него здорово испортилось настроение, удивилась Келси, ломая голову над тем, отчего это красивое лицо в зеркале заднего обзора такое хмурое.
— Ладно, мне все равно, как ехать, — вполголоса проговорила она.
— Как это чертовски мило с твоей стороны, — съехидничал Маршалл.
Он вел машину через низкие покатые холмы и сонные долины, изредка за окном мелькали городки — старинные каменные дома с белеными стенами. Один раз они миновали мраморный карьер — единственный за весь путь признак наличия какой-то промышленности в этой сонной стране, а потом, когда уже стало темнеть и силуэты высоких изящных сосен, величавых дубов и многочисленных апельсиновых и лимонных рощ расплылись, Маршалл наконец притормозил на крохотной площади маленького городка, затерявшегося среди холмов. Во время поездки они оба хранили напряженное молчание.
— Знаешь, что это за место?
Келси удивленно оглянулась по сторонам и, хотя всего лишь несколько часов назад она плотно пообедала, вдруг почувствовала, что умирает от голода. Теплый вечерний воздух был пропитан ароматами отличной кухни, но на безмолвные улицы уже пала темным шатром ночь, и нигде не было заметно признаков жизни.
— Здесь живет Энрике. Помнишь, я тебе о нем говорил? Это он нашел мне дом. — (Она кивнула.) — Я обещал ему, что как-нибудь заверну сюда. Он хочет с тобой познакомиться.
— Со мной? — удивилась Келси.
— Да, с тобой. Что в этом странного? В этих краях у женихов и невест в обычае иногда бывать вместе, — сухо заметил он; его лицо еще больше помрачнело.
— И где он живет? — осторожно справилась она.
В ответ Маршалл указал на широкие облезлые ворота в высокой белой стене, которая тянулась вдоль главной улицы.
— Ему принадлежит единственная таверна в этом поселке, и к девяти вечера сюда собирается чуть ли не вся округа. Сейчас еще рановато, зато ты успеешь поближе познакомиться с Энрике — это колоритная личность.
Маршалл с силой постучал в ворота, и через несколько минут из-за стены что-то быстро спросил тонкий, похожий на детский голосок. “Это Маршалл, Амалия”, — ответил Маршалл. Ворота немедленно распахнулись, и вместо маленького ребенка, которого ожидала увидеть Келси, в объятия Маршалла кинулась, тараторя что-то непонятное, высокая, стройная брюнетка.
— Его жена, — объяснил Маршалл поверх ее блестевшей, как вороново крыло, черноволосой головы, и Келси молча кивнула. Она понимала, что это глупо, но видеть другую женщину в объятиях Маршалла ей было невыносимо.
Она последовала за Маршаллом и, миновав крохотный дворик, оказалась в полутемном, смахивавшем на пещеру зале, который, казалось, простирается куда-то в бесконечность; вдоль стен стояли маленькие столики, на которых тускло мерцали свечи, но пока, кроме них троих, здесь никого не было. Келси зачарованно разглядывала чудесные росписи на каменных стенах, изображавшие певцов, тореадоров и жанровые сценки — дети сидят вокруг накрытого стола или играют, по-видимому, на деревенской площади, а их личики светятся радостью.
Между тем Келси заметила, что Амалия далеко не сразу отпустила руку Маршалла и пошла искать мужа. Может быть, это и счастливая супруга, терзалась Келси, однако она отнюдь не безразлична к чарам Маршалла, да и он, кстати, тоже, видимо, весьма к ней расположен.
— Какая красавица, — произнесла Келси, изо всех сил стараясь говорить небрежным тоном, и Маршалл без тени улыбки кивнул в ответ:
— Да. Энрике просто счастливчик. Келси почувствовала легкий укол в сердце и поспешила отвернуться. Неужели они приехали сюда только для этого? Чтобы он мог повидаться с Амалией? Внезапно устыдившись этих мыслей, она поспешила себя одернуть. “Перестань, Келси, — сердито подумала она. — Что это с тобой?"
Энрике оказался высоким, статным гигантом с изрытым оспой, но, несомненно, привлекательным лицом и озорными огоньками в черных глазах. Келси сразу поняла, что они с Маршаллом старые друзья.
— Так это и есть твой английский роза, друг мой, — одобрительно проговорил он, окинув взглядом ее зардевшееся лицо. — Счастливчик! — И он изо всех сил хлопнул Маршалла по спине.
— То же самое он сказал про вас, — с улыбкой заметила Келси, и Энрике темпераментно закивал, а его лицо расплылось в широкой улыбке.
— Да-да, мы оба счастливчик. Но у меня с моей Амалия, у нас восемь детей! — Он оттопырил на своих огромных руках восемь пальцев. — Не скоро догоните! — Увидев, как она изменилась в лице, он громко захохотал, и даже Маршалл выдавил из себя кривую усмешку.
Амалия отправилась укладывать детей, и за стаканчиком вина Энрике объяснил, что каждый вечер здесь целиком зажаривают на вертеле тушу быка.
— Будьте мои гости, ладно? — радушно сказал он. — Немного отдохнем, повеселимся? — Он бросил одновременно вопросительный и озадаченный взгляд на своего друга. — Этот мужчина слишком много работай, — медленно объяснил он Келси. — Жизнь не надо принимать всерьез. Немножко работай, люби жена, рожай дети… — Он обвел зал красноречивым широким жестом. — Вот и все дела.
— Ты тысячу раз прав, Энрике, — согласился Маршалл, а Келси между тем сидела как на иголках: ее терзала неловкость ситуации. Ей вдруг захотелось выложить веселому, общительному португальцу, что все это не по-настоящему, что Маршалл ей на самом деле не жених и их помолвка ничего не значит, но это, конечно, было невозможно. Маршалл бы ей такого никогда не простил.
— Он часто мне о тебе рассказывай, маленький английский роза, — бодро продолжал Энрике. — Пора выбирай сети…
— По-моему, Энрике, в дверь стучится первый посетитель, — холодно перебил его Маршалл; до них действительно донесся громкий стук, и Энрике вышел, а Келси, у которой разыгралось любопытство, повернулась к Маршаллу.
— Ты что, говорил с ним обо мне? — не удержалась она от вопроса.
— Конечно, — безо всякого выражения ответил Маршалл. — Энрике знал о твоем отце и нашей с ним дружбе. Я часто рассказывал о его семье.
— Понятно. — Келси вдруг почувствовала ужасное разочарование и непонятную опустошенность, но она не успела углубиться в анализ своих чувств. Не прошло и нескольких минут, как появившиеся в зале двое старших детей Энрике, юноша семнадцати и девушка шестнадцати лет, начали расставлять по столам красные глиняные кружки и раскладывать сверкающие столовые приборы, готовясь к вечернему веселью, а длинный зал потихоньку начал заполняться. Энрике поставил перед ними большой кувшин красного пенистого вина, оказавшегося просто превосходным, и, глядя на красные губы Маршалла, Келси поняла, что и ее губы окрашиваются в такой же ярко-алый цвет.
Над большим очагом посередине задымленного зала медленно поворачивалась целая половина быка, распространяя вокруг себя характерный пряный чесночный запах соуса “пири-пири”, и приблизительно через час Келси начало казаться, что она перенеслась в далекое прошлое и присутствует на средневековом пиршестве.
— Нравится? — Маршалл придвинулся и, обняв рукой за плечи, привлек ее к себе. Ее охватило невыразимое блаженство, а когда он ласково коснулся губами ее волос, она подумала, что этот день, начавшийся так ужасно, далеко не самый худший в ее жизни.
В конце зала Жайме, старший сын Энрике, запел, аккомпанируя себе на гитаре, протяжную, заунывную песню, а когда его сестра стала разносить дымящиеся куски мяса и ломти свежего хлеба, а также мисочки с овощами и соусами, Энрике снова наполнил их кувшин вином. Принявшись за еду, Келси слегка отодвинулась, и Маршалл приподнял ее голову за подбородок.
— Крыша едет, правда? — беззаботным тоном спросил он, быстро целуя ее в губы крепким поцелуем, она молча кивнула, и тогда он снова ее поцеловал — на этот раз поцелуй затянулся надолго. — Ешь, девочка! — В его глазах снова появился блеск, отсутствовавший всю вторую половину дня, с самого разговора в ресторане, и чем дольше они сидели, тем крепче прижимал он ее к себе, пока она не услышала его сердце, бьющееся в такт со своим, и ей не показалось, что она тонет в свежем, бодрящем запахе его одеколона.