— Если хочешь знать, мое мнение о тебе ничуть не изменилось, хотя и она не лучше. — Она дернула головой в сторону дома, и длинная прядь блестящих волос упала ей на лицо.
— Бедная Анна, — скривив губы, протянул он. — Неужто она так подставилась?
— Если ты знал, что она собой представляет, зачем же ты, если на то пошло, повсюду таскаешь ее с собой? По-моему, это просто… — она поискала слово порезче и наконец нашла, — просто подло.
— Подло? — Ей наконец удалось задеть его за живое: это чувствовалось по изменившемуся тону его голоса, в котором зазвучали металлические нотки. — Не говори глупостей. Что может ребенок вроде тебя понимать в подобных вещах?
— Слава Богу, немного, но я вовсе не ребенок! — Она посмотрела своими ясными янтарными глазами ему прямо в лицо. — Родители воспитали меня в убеждении, что с людьми заводят знакомство потому, что они тебе нравятся и ты хочешь побольше о них узнать. Разумеется, зачастую это ни к чему не приводит — со временем люди меняются и им мешают обстоятельства, но быть с кем-то просто для того, чтобы… — Она поколебалась. — Так вот, по-моему, это просто…
— ..подло. — От его голоса веяло арктическим холодом. — Это я уже слышал. — (Внезапно она поняла: несмотря на небрежную манеру держаться, он просто вне себя от ярости.) — Послушайте, юная мисс Совершенство, с какой это стати вы возомнили, что знаете ответы на все вопросы? У вас еще молоко на губах не обсохло, так что сидите и помалкивайте. Вас, уважаемая, всю жизнь держали под стеклянным колпаком, и вы ровным счетом ничего не знаете о реальном мире. Там все время идет борьба не на жизнь, а на смерть, девочка, не забывай.
— Реальный мир не имеет ровным счетом ничего общего с тем, о чем мы говорим.
— Не имеет? — Он отрывисто рассмеялся. — Да ну, неужели? Уверяю тебя, еще несколько лет — и твои взгляды и поведение изменятся и станут такими же, как у всех особей твоего пола.
— Если ты имеешь в виду, что я опущусь до жизненных принципов, которыми руководствуешься ты, то ошибаешься, — гордо ответила она. — Мне кажется, ничего лучше тех женщин, которые, видимо, находят тебя привлекательным, ты и не заслужил. В жизни не встречала такого пустого, бесчувственного…
В тот же миг он оказался рядом, и, увидев его лицо, она отпрянула и испуганно прижалась к твердой спинке скамьи. Похоже, она переборщила.
— Да, продолжай, пожалуйста. — В темноте его твердые, как камень, глаза казались совсем черными. — Это весьма поучительно. Я, по правде сказать, всегда считал, что ты развита не по годам, вероятно, из-за того, что ты — единственный ребенок. — Он был несправедлив, и им обоим это было понятно.
— Не по годам бывают развиты дети, а я не ребенок, — слабым голосом возразила она. Его близость беспокоила ее; в его поджарой, высокой фигуре было что-то такое, от чего она вся покрылась гусиной кожей.
Слушая, он присел рядом; от его улыбки веяло холодом.
— Нет, Келси, ты уже не дитя, — с готовностью согласился он. Голос его был мягким, как бархат, и когда он положил руку на скамью за ее спиной, она снова чуть заметно вздрогнула от страха, смешанного с возбуждением. — Однако мне трудно судить, насколько ты превратилась в женщину.
Прежде чем она успела понять, что происходит, его твердые губы впились в ее рот; потрясенная, она застыла, а он легко притянул ее к себе, его упругие теплые губы раскрыли ее губы и проникли в сладостную глубину рта. Поцелуй, казалось, длился бесконечно; тело Келси медленно таяло в жаркой истоме, и она не в силах была пошевелиться, хотя крошечный уголок ее сознания, сохранивший способность трезво мыслить, подсказывал ей, что это рассчитанный прием.
От него пахло.., волнующе. Эта смесь дорогого одеколона и чисто вымытой мужской кожи впервые пробудила в ней нечто, до сих пор дремавшее. Его широкие плечи охватывали ее со всех сторон, а там, где она касалась его ладонями, под одеждой отчетливо проступали напрягшиеся железные бицепсы. Когда он осыпал легкими, как перышко, поцелуями ее шею и уши, она не смогла сдержать чуть слышного стона наслаждения. Этого она никак не ожидала — ей трудно было представить, что мужское прикосновение может вызвать у нее подобные ощущения. Мальчики, с которыми она раньше встречалась, лишь раздражали ее своим навязчивым желанием потрогать и поцеловать и своими неуклюжими заигрываниями.
Теперь его руки нежно и ритмично двигались по ее спине; от этой ласки в мягкой плоти рождались волны сладострастного возбуждения, затухавшие где-то внизу под тонкой тканью ее летнего платья. Она почувствовала, как его руки двинулись вверх, он снова впился губами в ее губы, но, когда его длинные пальцы слегка погладили ее упругую грудь, она, издав возглас удивления, отпрянула назад и потрясение взглянула ему в глаза.
— Не надо, — еле слышно прошептала Келси; он, чуть заметно улыбнувшись, отвел руки. На его смуглом лице появилась все та же насмешка.
— Так я и думал. — Он медленно поднялся и постоял, разглядывая ее при тусклом лунном свете. Где-то в темноте ухнула сова, но, если не считать этого, казалось, они одни на всей земле. Он окинул холодным взглядом ее распухшие, дрожащие губы и расширенные золотистые глаза. — Еще несколько лет, и ты будешь роковой женщиной, но пока ты еще не пробудилась для радостей любви.
Она вся залилась краской, не зная, что выражает его смуглое лицо, осуждение или нечто иное. Он снова улыбнулся и, прежде чем Келси успела отстраниться, легонько провел пальцем по ее горячей щеке. — Ты разобьешь немало сердец, пчелка моя, дай только срок.
— Не хочу я разбивать ничьих сердец, — не допускающим возражений тоном ответила она. — Я не из таких.
Улыбка на лице Маршалла сменилась горькой усмешкой, он отступил на шаг назад и окинул спящий сад взглядом, обращенным куда-то вдаль.
— Ты изменишься, красавица: чему быть, того не миновать. Это превращается в игру, и единственное, что заботит ее участников, — выигрыш любой ценой. — Чуть заметно тряхнув головой, он снова посмотрел на нее сверху вниз; теперь в его глазах появилась боль, которой раньше не было. — И эта милая чистота исчезнет, как сладкий сон.
— Перестань! — От смущения ответ прозвучал особенно резко. — Я не изменюсь.
— Да ты уже наполовину стала такой, маленькая моя пчелка. — Он окинул ее с головы до ног насмешливым и в то же время чувственным взглядом, и она прикусила губу, вспомнив, как легко далась ему только что победа над ней. — Они будут есть у тебя с ладошки.
— Не все такие, как ты думаешь. — Келси встала и трясущимися руками расправила складки платья. — Это не обязательно должно быть игрой.
— Когда-то я тоже в это верил. — В его низком голосе звучала такая горечь, что она оцепенела от ужаса; он вдруг повернулся к ней — на его освещенном луной лице была мука. — Потом я вырос и узнал, как оно бывает на самом деле. Ты не исключение, Келси, ты пойдешь по той же дорожке.
— Не говори так со мной. — После сладостных поцелуев она не могла понять такую безжалостность. — Ты ничего обо мне не знаешь.
— А зачем мне знать? — мрачно ответил он. — Ты ведь дочь Евы, разве не так? Это все у тебя в генах.
Побледнев, она отступила на шаг и расширенными глазами вгляделась в его суровое лицо:
— Что с тобой?
— Что со мной? — лениво повторил он, сверкнув в темноте глазами. — Насколько мне известно, ничего. Просто, как я тебе уже объяснял, я живу там, в реальном мире. — Его губы искривились в некоем подобии улыбки. — Сожалею, Келси, что мы с Анной так тебя разочаровали. Пожалуй, нам лучше уехать, не мешкая, прямо завтра. Впрочем, думаю, эта женщина все равно себя исчерпала. — В его словах был вызов, в глазах — враждебность. — Когда поешь чересчур много одного и того же десерта, он начинает приедаться, тебе не кажется?
— Анна — не десерт, а женщина, — с жаром сказала Келси, но он в ответ лишь негромко рассмеялся:
— А разве это не одно и то же? — И, прежде чем она успела ответить, он исчез, мелькнув высокой черной тенью, подобно беззвучно крадущемуся коту, от которого только и жди беды.