Пока он говорил, Матео начал раздавать соль, и вскоре все уже ритмично обрабатывали языками грубые бруски, не упуская ни слова из речи пастора. Собираясь закончить, он поманил Матео, чтобы тот завел пластинку сразу же; на последней фразе он опустил руку, и по сигналу снова зазвучал «Сумасшедший ритм». Крокодильчик спешно пополз к дальнему краю помоста. Пастор Дау нагнулся и взял его на руки. Но когда он шагнул вперед, чтобы вручить его Матео, с земли поднялся Николас и, взяв Марту за руку, вошел с нею под навес.
— Сеньор, — сказал он, — Марта будет жить с тобой. Я даю ее тебе.
— О чем ты говоришь? — вскричал пастор, и голос его надломился. В его руке корчился аллигатор.
— Она твоя жена. Она будет жить здесь.
Глаза пастора Дау распахнулись очень широко. Какой-то миг он вообще не мог ничего сказать. Потряс в воздухе руками и наконец выдавил: «Нет!» — несколько раз.
Лицо Николаса стало неприятным.
— Тебе не нравится Марта?
— Очень нравится. Она красивая. — Пастор медленно сел на свой стул. — Но она же маленький ребенок.
Николас от нетерпения нахмурился.
— Она уже крупная.
— Нет, Николас. Нет. Нет.
Николас толкнул дочь вперед и отступил на несколько шагов, оставив ее у стола.
— Дело сделано, — жестко сказал он. — Она твоя жена. Я дал ее тебе.
Пастор Дау оглядел сборище и на всех лицах прочел невысказанное одобрение. «Сумасшедший ритм» доиграл. Повисла тишина. Под манговым деревом, увидел пастор, какая-то женщина играла с небольшим блестящим предметом. Он вдруг узнал свой очечник; женщина сдирала с него кожемитовую ткань. Голый алюминий сверкал на солнце всеми своими вмятинами. Даже в такой ситуации пастор отчего-то подумал: «Значит, я был не прав. Он не умер. Она сохранит его так же, как Николас сберег таблетки хинина».
Он посмотрел вниз на Марту. Девочка глазела на него без всякого выражения. Как кошка, подумал пастор.
И вновь он начал было протестовать:
— Николас! — вскричал он, едва не взвизгнув. — Это же невозможно!
Тут он почувствовал, как его за предплечье схватила чужая рука, повернулся и встретил предостерегающий взгляд Матео.
Николас уже подступил к самому помосту, мрачнее тучи. Едва он хотел, судя по виду, что-то сказать, пастор его перебил. Он решил потянуть время.
— Сегодня на ночь она может остаться в миссии, — слабо вымолвил он.
— Она твоя жена, — сказал Николас с большим чувством. — Ты не можешь прогнать ее. Ты должен ее оставить.
— Diga que sí, — прошептал Матео. — Скажите да, сеньор.
— Да, — услышал пастор собственный голос. — Да. Хорошо.
Он поднялся и медленно пошел в дом, держа в одной руке аллигатора, а другой подталкивая перед собой Марту. Матео двинулся следом и закрыл за ними дверь.
— Отведи ее на кухню, Матео, — вяло произнес он, передавая маленькую рептилию Марте. Когда Матео повел девочку за руку через патио, он крикнул им вслед: — Оставь ее с Хинтиной и приходи ко мне в комнату.
Он сел на край кровати, глядя перед собой невидящими глазами. С каждым мгновением трудности казались все ужаснее. С облегчением он услышал стук Матео. Люди на улице понемногу расходились. Он собрал силы и крикнул:
— Adelante. — Матео вошел, и пастор сказал: — Закрой дверь… Матео, ты знал, что они так поступят? Что они собирались привести этого ребенка сюда?
— Sí, señor.
— Ты знал! Но почему ты ничего не сказал? Почему не сказал мне?
Матео пожал плечами, глядя в пол.
— Я не знал, что это будет для вас так важно, — ответил он. — Да и все равно бесполезно было бы.
— Бесполезно? Почему? Ты мог бы остановить Николаса, — сказал пастор, хоть сам и не верил в это.
Матео коротко рассмеялся:
— Так думаете?
— Матео, ты должен мне помочь. Мы должны обязать Николаса забрать ее.
Матео покачал головой:
— Нельзя. Эти люди — очень строгие. Никогда не меняют своих законов.
— Может, письмо управляющему в Окосинго…
— Нет, сеньор. Будет еще больше неприятностей. Вы не католик. — Матео переступил с ноги на ногу и вдруг слабо улыбнулся. — А пускай останется? Много она не ест. Может работать на кухне. Через два года будет очень хорошенькой.
Пастор вскочил на ноги и так широко и неистово взмахнул руками, что противомоскитная сетка, висевшая над ним, упала ему на лицо. Матео помог ему выпутаться. От сетки запахло пылью.
— Ты ничего не понимаешь! — закричал пастор Дау, вне себя от ярости. — Я не могу с тобой поговорить! Я не хочу с тобой разговаривать! Выйди и оставь меня в покое.