Эйлин вскоре обнаружила возле кухни крохотный дворик, где тяжелые лозы с душистыми цветами увивали решетку, поставленную у одной стены. Воздух там гудел от сотен пчел: они гроздьями липли к цветкам и медленно кружили в воздухе. После обеда Эйлин устраивалась в шезлонге под этой решеткой и читала, пока не начинался дождь. Там было жарко и душно, однако пчелиный гул заглушал водопад. Как-то днем ее выследила Пру и встала напротив, заложив руки в задние карманы.
— Как ты переносишь эту жару? — спросила она Эйлин.
— О, а мне нравится.
— Вот как? — Пру помолчала. — Скажи, тебе здесь и правда нравится или тут, по-твоему, скука смертная?
— Да нет, мне кажется, здесь чудесно.
— М-м. Это правда.
— А вам тут разве не нравится?
Пру зевнула.
— Ну, меня-то здесь все устраивает. Но я занимаюсь делом. Где я могу работать, там мне и нормально, понимаешь.
— Да, наверное, — сказала Эйлин. Потом поинтересовалась: — Вы здесь долго пробудете?
— Ты о чем это, черт побери? — Пру оперлась о стену дома, не вынимая рук из-за спины. — Я тут живу.
Эйлин хохотнула. Для всех, кроме Пру, это прозвучало бы веселым, переливчатым смехом, однако женщина сощурилась и слегка выпятила подбородок.
— Что смешного? — резко спросила она.
— Вы. Сплошной комок нервов. Чуть что — обижаетесь. Возможно, вы слишком много работаете в своем домике.
Пру изумленно посмотрела на нее.
— Боже правый, — наконец вымолвила она. — Интеллект не спрячешь, подруга.
— Спасибо, — очень серьезно сказала Эйлин. — Чего уж там, я думаю, просто замечательно, что вы здесь всем довольны, и надеюсь, вы и дальше будете счастливы.
— Я тебе то же самое хотела сказать.
— Тогда все замечательно.
— Что-то я тебя не пойму, — нахмурилась Пру.
— Я не знаю, о чем вы, — ответила Эйлин, нетерпеливо перебирая страницы. — Это самый бессмысленный разговор в моей жизни.
— А я так не думаю, — сказала Пру, уходя в кухню.
В тот же вечер, когда мать, как повелось, зашла к Эйлин после ужина поболтать, вид у нее был немного расстроенный.
— Похоже, ты не очень-то ладишь с Пру, — сказала она с упреком, садясь у дочери в ногах.
— Да нет, мы отлично ладим. А, ты о нашем сегодняшнем разговоре, вероятно.
— Да, о нем, вероятно. Право, Эйлин. Нельзя грубить женщине в таком возрасте. Она — моя гостья, и ты — моя гостья, вы должны быть вежливы друг с другом. Но она-то вежлива всегда, а вот ты, сдается, — нет.
У Эйлин перехватило дыхание:
— Я — твоя гостья…
— Я пригласила тебя сюда на каникулы, и хочу, чтобы все было приятно, и не вижу ни малейшего повода, почему так быть не должно.
Эйлин неожиданно вскричала:
— Да она психопатка!
Мать поднялась и быстро вышла из комнаты.
Следующие несколько дней все было тихо, о скандале никто не упоминал. Эйлин после обеда по-прежнему сидела в патио.
Настало какое-то особенно ласковое утро, когда в спальне у Эйлин еще висел нетронутый ранний туман и звонкий разнобой птичьих криков с изумительной ясностью доносился из невырубленных зарослей. Она быстро оделась и вышла наружу. В воздухе разливалось прежде невиданное белое сияние. Она пошла по тропе мимо деревенских хижин. Внутри копошилась жизнь; плакали младенцы, а плененные попугаи и певчие птицы смеялись и пели. Тропинка свернула в невысокую рощицу — ее посадили для защиты кофейных кустов. Отсюда еще почти не отступила ночь; воздух исчерчивала прохлада, а растительные запахи невидимыми гирляндами свисали вокруг нее с ветвей. Дорогу ей неспешно перешел огромный яркий паук. Эйлин замерла, наблюдая за ним, пока он не скрылся в листве. Она приложила руку к сердцу, как же настойчиво оно бьется. И немного послушала его биенье в голове, не желая вторгаться в этот ритм своими шагами. Потом быстро двинулась вперед, все выше по тропе, к самой светлой части неба. Когда тропа вдруг вывела на высокий уступ прямо над плантацией, Эйлин сквозь туман с трудом различила скопление крыш внизу. Зато шум водопада был здесь слышнее — она подумала, что вышла, должно быть, к самому ущелью, хоть его и не видно. Тропа здесь поворачивала и дальше тянулась вверх по неровным прогалинам. Размеренно, дыша глубоко и медленно, Эйлин полчаса лезла в гору, а затем удивилась — даже здесь, на склоне, джунгли с обеих сторон вырублены. На миг ей показалось, что небо вроде бы светлеет, и вот-вот пробьется солнце, но когда тропа выровнялась, а впереди что-то завиднелось, она поняла, что здесь туман еще плотнее, чем внизу.
В некоторых местах по обе стороны тропы вниз падали отвесные обрывы. Глубины этих провалов земли разглядеть было невозможно. У самой тропы лишь несколько растений и камней, за ними — верхушки древовидного папоротника, а дальше — белая пустота. Как будто идешь по гребню стены высоко над землей. Затем тропа делала плавный изгиб и резко взмывала вверх — и тогда Эйлин вдруг видела сбоку над собой одинокое дерево.