— Огород, дровишки… — скривился Серега. — Ну и дурак же ты еще, как я погляжу! Зинка, ты слышишь; какой твой сын дурак? Ну разве он не дурак, коли отказывается от таких деньжищ?
— Да как-то… — в нерешительности произнесла мать.
— Как-то, как-то!.. — начал заводиться Картошкин. — Дурачье вы… ох, и дурачье же! Да тебе, уродик, и драться-то не надобно будет! Ну разве это драка, когда пацан с пацаном? Так, баловство… зато какие деньги! Ну? Мамке купишь шубу, себе что-нибудь эдакое… дом себе купите! Не век же вам по чужим углам скитаться, мать-перемать! Ну, решайся же!
— Мне их жалко… — угрюмо пробормотал я.
— Чего ты сказал? — вскинулся Серега. — Кого это тебе жалко?
— Ну, этих… кого я буду бить.
— Ой! — закатил глаза Серега. — Ему их жалко! А они тебя шибко ли жалеют? Ну? Кто из них когда-либо тебя пожалел — хоть раз? Ну-ка, вспомни, отчего ты не ходишь в школу и почему ты не желаешь гулять по улицам среди бела дня? Не из-за них ли… не из-за тех ли, кого ты вознамерился жалеть? Ах ты, уродик… Жалеть он кого-то вздумал… надо же! Пацан! Жалость — это не для нашего мира и не для нашей жизни, понял? Жалость — это где-нибудь там, на небесах. А мы с тобой — на земле! А потому — бей в морду первым, иначе ударят тебя!..
Короче, при молчаливом согласии моей мамки, Серега меня уговорил. Помню свой первый бой. Было это, кажется, ранней осенью. Серега привел меня на пустырь, каких вокруг нашей Зоны было неисчислимое множество. Вечерело, вокруг вытоптанной земляной площадки толпились люди. Здесь были и наши зоновские, и такие, которых я никогда раньше не видел. Когда Картошкин показал меня всей этой публике, публика загудела. Понятное дело, никто не ожидал увидеть такой сюрприз, как я. Кстати, и прозвище мне Картошкин дал точно такое же — Сюрприз.
— Итак, уважаемая публика, — кривляясь, начал Серега, — сегодня я выставляю против вашего непобедимого бойца своего непобедимого бойца, которого зовут Сюрприз. Вы не глядите, — кривлялся далее Картошкин, — что мы худые и кашляем! Несмотря на наши диагнозы, мы таки кое-что умеем! Поэтому все свои сбережения лично я ставлю на Сюрприза! Кто из вас последует за мной, того без сомнения можно назвать мудрым и дальновидным человеком!
Когда Серега закончил, публика откровенно загоготала. Я, разумеется, слабо понимал, что происходит. Я лишь чувствовал, что никто не верит в мою победу в предстоящей драке. Тем более, что драться мне предстояло против здоровенного, угрюмого детины, который был старше меня года на четыре и ростом был почти как Серега Картошкин. Мой противник смотрел на меня исподлобья и презрительно усмехался.
— Смотри, уродик! — прошептал мне Серега. — Вот он, твой противник! Видишь, рожа? Уж он-то тебя не пожалеет! Значит, как я тебя учил: подходишь и бьешь его по животу. Думаю, двух ударов будет достаточно. С трех ударов даже я вырубился…
Публика между тем продолжала гоготать и выкрикивать разнообразные оскорбительные прозвища в мой адрес. Кажется, здесь никто не верил в мою победу…
— Я судья! — крикнул какой-то дядька, выходя на середину круга. — Значит, так. Песок в глаза не сыпать, камни в руки не брать, драться, пока кто-нибудь из вас не вырубится либо не попросит пощады. Сходитесь и начинайте!
Мой противник вышел на середину и принялся пружинисто подпрыгивать, ожидая меня.
— Иди, чего ты! — подтолкнул меня Картошкин. — И помни то, что я тебе советовал…
Пришлось и мне идти на середину круга. Публика гоготала во все горло, свистела и улюлюкала.
— Гномик! — ехидно улыбаясь, прошипел мой противник. — Против кого ты вышел драться, гномик? Я же тебя по ноздри в землю — с одного удара!..
Он замахнулся, чтобы меня ударить, но не успел. Я ударил его первым — два раза в живот, как и советовал мне Картошкин. В животе у моего противника что-то отчетливо екнуло, он поперхнулся воздухом, какое-то время бессмысленно смотрел на меня, затем медленно опустился на колени и упал лицом вниз. Тишина воцарилась над пустырем…
— Молодец, уродик! — бросился ко мне Серега Картошкин. — Вот это врезал! Раз-два — и в дамки! Ну что? — обратился Картошкин к публике. — Говорил я вам — ставьте на урода… то есть на Сюрприза! А вы надо мной гоготали, бестолковые!
Помню, я слушал Картошкина, и одновременно я его не слышал. Я смотрел на поверженного мною противника. Вот он пошевелился, вот застонал, вот с трудом встал на четвереньки… К нему подбежали какие-то сумрачные мужики, подхватили и куда-то понесли… Я встряхнул головой, повернулся и пошел сам не зная куда. По-прежнему молчавшая публика расступилась передо мной…