— Этого достаточно, милорд?
— Просто сквозняк в трубе, — спокойно заметил Николас, хотя Симона разглядела в его глазах потрясение.
— Отлично, — бесстрастно отозвалась она. — Что бы вы хотели увидеть? Что ему надо сделать?
— Эй, вы! — Дидье возмущенно поднялся. — Я здесь но для того, чтобы вас развлекать!
— Замолчи, — прошипела Симона и снова обратилась к насторожившемуся Николасу: — Итак? Что может вас убедить, милорд?
Барон подумал, с вызовом улыбнулся Симоне и потребовал:
— Пусть он принесет мне вон те свечи. — И Ник указал на тяжелый металлический канделябр с тремя нетронутыми свечами. — А вы, леди Симона, оставайтесь там, где стоите. На этот раз никакой ловкости рук!
Симона с притворной любезностью улыбнулась. «Слишком легко», — подумала она про себя, а вслух сказала:
— Дидье, подай свечи лорду Николасу.
— Дидье, подай свечи. Дидье, сиди тихо. Дидье, слезь оттуда, — заворчал Дидье, подражая голосу сестры. — У меня сейчас больше работы, чем при жизни.
— Принеси, — не сводя взгляда с Николаса, попросила Симона. — Ну пожалуйста!
Потрясение, отразившееся на лице барона, сразу подсказало ей, что канделябр сдвинулся с места. Через мгновение тяжелый подсвечник проплыл мимо левого плеча Симоны и закачался перед грудью барона. Одна за другой загорелись все три свечи.
— О Боже! — выдохнул Ники стал водить руками вокруг канделябра, словно надеясь обнаружить невидимую подставку. Ничего не обнаружив, он обратил к Симоне побледневшее лицо. Та пожала плечами, вернулась к сундуку и откинула крышку.
— Сестрица! Пусть он его возьмет. Я устал!
Симона оглянулась на Ника, который продолжал смотреть на раскачивающийся перед ним канделябр.
— Милорд, если вам не трудно, заберите подсвечник. Дидье не может долго удерживать тяжелые предметы.
Николас бросил на нее вопросительный взгляд, как будто не понял смысла слов. Канделябр с грохотом рухнул на пол, свечи вывалились из гнезд и потухли.
— О Боже, он не мог… — Николас замотал головой.
— Какая разница… — пробормотала Симона, роясь в глубине сундука. Наконец она нашла то, что искала, оглянулась на Ника, который так и не вошел в комнату, встала и направилась к нему сама.
Лицо барона было того же воскового цвета, что и у разломившейся на кусочки свечи. Глаза его непрерывно шарили по комнате. Симона почувствовала сострадание к этому гиганту, попавшему в столь сложное положение.
— Здесь нечего бояться, милорд, — улыбнулась она мужу. Однако ее слова не успокоили барона, а произвели обратный эффект.
— Не смешите меня, леди Симона, — заявил он так грубо, что она замерла на месте. — Я закаленный в боях воин. Меня не напугает простой трюк с огнем. — И, по широкой дуге обходя Симону, он направился к столу, где стоял кувшин с вином и несколько кубков.
Приблизившись к мужу, Симона протянула руку, на раскрытой ладони лежал предмет, найденный в сундуке.
— Милорд!
Несколько мгновений Ник смотрел на ее руку, Симона замерла, не смея вздохнуть. Наконец он взял у нее тряпицу и стал опускаться в кресло, но вдруг застыл и оглянулся:
— А Дидье не…
— Нет, он не под вами. — На самом деле Симона не видела брата. В комнате стало тепло и уютно, и она мимолетно удивилась, куда же он делся.
С кувшином в руке Николас наконец сел и взглянул на завернутый в кусок ткани предмет. Потом он отставил кувшин и развернул грубую тряпицу.
Внутри был почерневший кусочек обгорелого дерева, в котором с трудом можно было узнать эфес деревянной шпаги Дидье.
Лицо Николаса осталось бесстрастным.
— Деревянный меч?
— Мама купила его для Дидье, когда мы в последний раз ездили в Марсель, это было за несколько недель до пожара, — пояснила Симона. — Дидье собирались вскоре отослать на учебу, и мама хотела, чтобы у него были новые игрушки.
Николас оторвал глаза от остатков игрушки и посмотрел на Симону, которая присела на краешек стула напротив.
— Для игрушки это дорогая вещица…
— Да. Но были еще щит, шлем… мешочек с кремнем и маленький ножик — вся рыцарская амуниция. Папа с мамой часами спорили из-за этого, но мама в конце концов победила. Она всегда все делала по-своему. А папа просто обожал Дидье. Ко мне он никогда так не относился.
Ник бросил еще один взгляд на последнюю игрушку Дидье и осторожно, почти как реликвию, положил ее на середину стола. Симоне так надо было кому-нибудь рассказать, и она рассказала:
— Дидье наказали. Его поймали в деревне, когда он разводил костер из веток. Сначала все было хорошо, но потом искра попала на уборную и сожгла ее дотла. — Симона сидела, глядя на свою сорочку. Перед глазами вставали картины прошлого, чистые и холодные, как зимний дождь. — У него отобрали все игрушки и отослали в карете в поместье Бовиль вместе со мной и моей служанкой. — Она подняла взгляд на Николаса. — Это дом моего тогдашнего жениха. Наша свадьба была назначена на следующий день. — Симона снова опустила глаза. — Отец поручил мне смотреть за Дидье, но я была так взволнована тем, что скоро стану замужней дамой, мне было не до него.
Николас кивнул.
— Дидье очень злился на то, что его, как малыша, заставили путешествовать в карете. Ему хотелось ехать верхом, как папа и мама. И взять с собой солдатиков. И вот, когда на повороте карета замедлила ход, — было еще недалеко от нашего дома, замка Сен-дю-Лак, — он выскочил и вернулся домой.
— И ты не побежала за ним? — спросил Николас.
— Я была еще так молода, — ощетинилась Симона. — Куда моложе, чем сейчас, хотя прошел всего год. Моя голова была забита мыслями о свадьбе, и, честно говоря, я сердилась на папу за то, что меня заставили играть роль няньки. — Она с усилием сглотнула. — Да, я позволила ему убежать и не погналась за ним. — Она помолчала, потом продолжила: — В тот вечер я легла спать в комнате для гостей в Бовиле и уже заснула, когда Дидье влетел в спальню, хотя дверь была заперта. Он промок до костей, был бледен и дрожал, как осиновый листок. И ничего не говорил. — Симона почувствовала, что говорит все тише. — Я отругала его за то, что он ворвался в мою комнату. И тут появился отец. Он был весь в саже. И плакал. «Где Дидье, Симона? Где мой сын? Где? Где?» Мне пришлось рассказать ему, что Дидье сбежал из кареты.
Потом Шарль рассказал мне — отец был не в состоянии — про пожар в конюшне. Моя мать погибла — не смогла выбраться наружу, а Дидье не нашли.
Николас налил в кубок вина и подал его Симоне. Она дрожащими руками взяла и с благодарностью выпила.
— Ты рассказала им, что видела Дидье в своей комнате?
Она кивнула.
— И что они сказали?
Симона печально улыбнулась:
— Шарль пришел в ужас. Сказал, что я сошла с ума от чувства вины за то, что позволила Дидье убежать. — Она подняла глаза на Николаса. — Шарль разорвал помолвку. Больше я его не видела.
Ник снова кивнул.
— А твой отец? Что сделал он?
Симона опустила глаза. Правда была горькой и унизительной.
— Он много дней искал Дидье по всем окрестностям, хотя я говорила ему, что Дидье не найдут. Когда отец наконец поверил, он… он избил меня. Сказал, что если я еще раз посмею упомянуть имя его сына, которого я убила, он выгонит меня. А сейчас он так старается выдать меня удачно замуж, обеспечить мое будущее… я ему очень благодарна.
Николас хмуро указал на обгоревший кусочек меча:
— Где ты это взяла?
— Через несколько дней после несчастья Дидье научился говорить и рассказал, что залез в чулан, чтобы забрать свои игрушки, а затем пошел в конюшню, хотел вывести своего коня… Больше он ничего не помнит — начался пожар. Ночью я пошла на пепелище и стала копаться в углях. — Она взглянула на маленький обломок деревяшки, обточенный под детскую ладонь.
— Ты не отдала ее своему отцу. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Нет. Я никому не рассказала, почему точно знаю, что Дидье погиб на пожаре. Кроме тебя. — Симона посмотрела на Ника и вздернула подбородок. — Теперь этот меч мой. Дидье хотел, чтобы я забрала его себе.