— Я твой должник.
Дидье отстранился:
— Прощайте, барон.
И Дидье повернулся к Симоне. Сердце ее было до краев заполнено любовью к этому малышу, такому милому, чистому! Грусть и радость смешались в ее душе. Симона снова опустилась перед ним на колени, вздохнула и сказала:
— Видишь, нам досталось настоящее приключение.
Дидье кивнул:
— Да уж, приключение.
Симона засмеялась и взяла в ладони его маленькие ручки.
— Дидье, я хотела бы быть для тебя лучшей сестрой, чем…
Но он с притворным гневом замотал головой, не давая ей закончить:
— Симона, ты мой лучший друг. И всегда была лучшим другом. — Он обхватил ее шею, и Симона обняла его, словно в последний раз.
Это и был последний раз.
— Ты ни в чем не виновата. Я люблю тебя, — прошептал брат.
— И я люблю тебя, — ответила Симона и разомкнула объятия. Она погладила его по кудрявой голове, провела по шее, по рукам, стараясь запомнить сври ощущения. — Куда ты теперь?
Дидье пожал плечами, улыбнулся и махнул рукой в сторону моря, туда, где солнце опускалось за горизонт, окрашивая спокойные воды багровыми и оранжевыми тонами.
— Туда, — просто сказал он.
В его глазах Симона прочла знакомое нетерпение — брату хотелось скорее отправиться в путь. Внезапно ее охватил страх:
— А ты не потеряешься?
— Нет, сестрица, — заверил Дидье и протянул ей кулак. Между пальцами было зажато белое перышко. — У меня же есть это.
Симона кивнула и попыталась улыбнуться. Ей казалось, что ее сердце тоже зажали в кулак, в кулак восьмилетнего мальчика.
Дидье оглянулся на широкий пролом в стене, затем снова взглянул на сестру и застенчиво прошептал:
— Сестрица, можно, я теперь пойду?
Симона проглотила комок в горле, из ее глаз скатились две слезы.
— Как хочешь, любовь моя.
— Прощай, сестрица.
Симона не нашла в себе сил ответить и просто улыбнулась.
Дидье развернулся на каблуках. Симона поднялась, чтобы лучше его видеть. С радостным смешком он побежал по залу, быстрее, еще быстрее. В воздухе зазвенел его веселый смех. Дидье нырнул в пролом в задней стене, прыгнул с обрыва и распахнул руки. В зажатом кулаке виднелось маленькое белое перышко. Симона услышала, как он зовет:
— Мама!
Через мгновение он исчез. Симона поняла, что он наконец обрел свободу.
— Симона! Симона!
Она услышала шум торопливых шагов, чутким ухом уловила особенности произношения и поняла, что ее зовет соотечественник. Но ей так не хотелось отрывать взгляд от величественного заката, который уносил с собой этот ужасный и волшебный день.
Вдруг чьи-то руки обняли ее за талию. Чужие руки, не мужа.
— Симона, mon Dieu! — ахнул Шарль и отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. — Я видел, что корабль разбился о камни, и думал… боялся… — Он замолчал и прижал ее к себе. Было видно, что Шарль говорит искренне, он Действительно боялся за нее.
— Оставь в покое мою жену, Бовиль, — холодно произнес Ник.
Шарль обернулся, не снимая руки с талии Симоны.
— Симона возвращается во Францию со мной и своим отцом. Я люблю ее и хочу на ней жениться. — Шарль опустил на Симону глаза, в которых еще отражались отблески пережитого страха. — Это правда, Симона, я люблю тебя.
— Симона замужем, — бесстрастно сообщил Николас, помогая Женевьеве подняться на ноги. Увидев, что мать твердо стоит на ногах, он направился к самоуверенному французу. — Но если она желает вернуться с вами, то может поступать как хочет.
Глаза Шарля злобно сверкнули, черты его узкого лица заострились еще сильнее. Он бросил взгляд за плечо Ника, где увидел Жана Рено. Казалось, он просит помощи у старшего товарища.
— Жан!
Подошел отец Симоны. Сейчас он выглядел немощным стариком. Взяв в руки обе ее ладони, он слегка притянул дочь к себе, тем самым отдаляя от Шарля.
— Дай нам минуту, Шарль. — И он посмотрел на Симону: — Девочка моя.
Симона сияла, как солнце. Ее волосы спутались и липкими прядями спускались на плечи. На лице осталисьследы крови и пятна грязи. Платье стало черным и местами порвалось, но Нику казалось, что она никогда не выглядела прекраснее.
— Оказывается, ты мой отец, — с удивлением сказала она и обняла Жана.
И в этот момент Николас испытал первый укол страха. Симона получила такого отца, о котором всегда мечтала. Жан любит ее. Он любил Порцию и Дидье. И даже Шарль, который вообще ничего не сделал, с первого своего шага по английской земле стал кричать о своей любви к ней.
Симона чуть-чуть отстранилась, коснулась рукой лица Жана, затем повернулась к матери Николаса.
— Леди Женевьева? — с вопросительной интонацией обратилась она к свекрови, как будто сомневаясь, как та к ней отнесется.
— О, Симона! — воскликнула вдовствующая баронесса, и женщины бросились в объятия друг другу. — Ты смелая, смелая девочка, — причитала Женевьева. — Я обязана тебе своей жизнью и жизнью сына.
— Нет! — заявила Симона. — Это вы спасли нас всех. — Она бросила взгляд на кисть Женевьевы, перевязанную грязной полоской ткани, оторванной от нижней юбки. — Очень больно?
— Просто царапина, — уверила ее Женевьева и посмотрела на сына усталым, но выразительным взглядом. — Она отказалась покинуть меня. У нее был шанс спастись, но она не сбежала. Думаю, без нее я бы не выдержала.
Ник понял свою мать с полуслова. Симона не побоялась безумного Армана, она рисковала своей жизнью, лишь бы спасти его мать. Он посмотрел на жену:
— Я тебе многим обязан, Симона.
Симона долго смотрела ему в глаза. Николас почувствовал, что теряет контроль над происходящим.
— Вы ничем мне не обязаны, милорд. Ник ощутил ужас.
«Скажи же ей, чурбан ты этакий, что любишь ее! Скажи, что она твоя жена и должна вернуться с тобой в Хартмур, — уговаривал себя Ник и сам себе возражал: — Нет, я слишком много говорил и совсем не спрашивал».
Да, он любит ее, любит больше жизни, но он должен сдержать слово и дать ей возможность решить самой.
— Так что ты скажешь, Симона? — спросил Ник, от всей души желая остаться с ней наедине, но понимая, что она должна ответить прямо сейчас и при всех. — Ты вернешься во Францию?
Казалось, Симона задумалась. Ее пальцы беспокойно перебирали складки на платье. Жан вышел вперед.
— Симона, — обратился он к дочери. — Я, конечно, хочу, чтобы ты осталась со мной. Я так давно тебя не видел, но ты взрослая и должна решать сама. Если ты решишь остаться, то знай: деньги твоей матери находятся в Лондоне.
— Деньги? — оскорбительно фыркнул Шарль. — Жан, вы считаете, что ей нужны деньги? Ей нужен муж, который будет заботиться о ней. Ей нужен дом!
— Не думаю, что тебе позволено говорить со мной в таком тоне, Шарль, — одернул его Жан. — В любом случае деньги принадлежат Симоне, и она должна знать, что они в ее полном распоряжении.
Светловолосый француз сдержал раздражение и попытался извиниться:
— Я не хотел вас обидеть…
— Ивлин останется в Хартмуре, милорд? — Тихий голос Симоны не дал Шарлю возможности закончить свои извинения.
У Николаса глаза полезли на лоб.
— Ну если только она не вернулась в монастырь…
— Не вернулась, — злорадно сообщил Шарль. — И ты, Фицтодд, отлично это знаешь. Когда ты пришел с битвы, она была в замке.
— Еще раз перебьешь меня, — бесстрастно произнес Ник, — и я скину тебя с этого утеса. Не очень-то ты беспокоился о благополучии Симоны, пока отсиживался в лесу.
Лицо Шарля налилось кровью.
— Я просто ждал…
— Заткнись, — оборвал его Николас и повернулся к Симоне: — Да, леди Ивлин еще в Хартмуре. — Он замолчал, увидев, как изменилось лицо Симоны. — Но скажи ты слово, и я отошлю ее.
— Нет, — обманчиво спокойно ответила Симона. — Нет, Николас. И так уже было столько всего… — Она запнулась, но потом заговорила опять: — Ты не хотел жениться на мне, а когда женился, оказалось, что я принесла твоей семье одни несчастья. — Ник открыл рот, чтобы возразить, Женевьева тоже хотела вмешаться, но Симона решительно продолжила: — Я очень хочу остаться… с отцом. Я скучаю по… своему дому.