Стюарт неожиданно прекратил играть.
— Неплохой инструмент. Но требует чуть-чуть внимания.
— Это был Шопен!
— Ты удивлена? С пяти лет меня обучали игре на фортепиано. Мои родители свято верили в музыкальное образование, — пояснил он.
— Но вы играли так красиво! А я-то думала, ваше пристрастие — рок-н-ролл.
— Да, но я все еще занимаюсь и классикой… — Он пожал плечами. — Не могу бороться со старыми привычками.
«Еще бы! Разве легко избавиться от привычки волочиться за каждой свободной женщиной, попавшей в поле зрения?» — недобро подумала Робин. Снова принявшись осматривать дом, она задумалась о Стюарте. Очевидно, что быстрая езда на автомобиле и такой же стремительный стиль жизни были только одной стороной этого человека. Такое великолепное исполнение музыки Шопена требовало нечто большего, чем просто рутинная практика. Оно требовало зрелости, вдумчивости и даже, может быть, в большой степени, — осознания самого себя. Это были качества, которые она никак не могла связать с образом рок-н-ролльного бунтаря свободного полета.
К своему удивлению, Робин обнаружила, что ее спутник мог быть обезоруживающе вежлив. Он распахивал перед ней двери с непринужденной куртуазностью и внимательно выслушивал все ее высказывания. У него был очаровательный дар собеседника — с ним девушка чувствовала, что ее слова были ему безумно интересны. Робин знала, что ей нельзя расслабляться, но когда Стюарт похвалил ее за знание дома, она, несмотря на все старания, покраснела от удовольствия.
Когда Робин вела его по спальным комнатам на верхних этажах, по бесконечной веренице кухонь, буфетов и кладовых в подвалах, его вопросы стали более практичными. Время от времени он, о чем-то размышляя, молчал, словно обдумывая новое назначение каждого помещения.
Однако Робин не могла поверить в серьезность его намерений. Более чем когда либо ей хотелось, чтобы Броган-Хаус был восстановлен в его прежнем виде, но не хотела лелеять напрасные надежды.
И все же ей не удалось скрыть энтузиазм в голосе, когда они вышли из подвала на залитый солнцем прямоугольный двор, огороженный высокими кирпичными стенами.
— Что это за двор? — спросил он.
— Когда-то это был огород.
Если здесь и были когда-то ровные грядки овощей, то теперь от них ничего не осталось. На их месте плотной стеной стояли заросли сорняков, между которыми можно было разглядеть каменистую дорожку. Стюарт поддел носком ботинка несколько стеблей, пробившихся сквозь неплотно подогнанные камни.
— Неплохо бы привести эту тропинку в порядок… Кстати, я, кажется, потерял ориентировку. Где мы сейчас находимся?
— В конце северного крыла, — сказала она, оглядываясь на кирпичный фасад сзади них. — По форме дом напоминает большую вытянутую подкову. Это трудно представить, потому что здесь, за стенами, этого не видно.
— Тогда давайте обойдем, — предложил он. — И почему это огород упрятали в такой каменный мешок?
Шагая на цыпочках через сорняки, завоевавшие дорожку, Робин рассмеялась:
— Не знаю, но так устраивали огороды во всех больших владениях в течение нескольких веков. Может быть, от кроликов.
В задней стене была низкая железная калитка, ажурный узор которой оказался весь увит вьющимися растениями, которые им пришлось оборвать, прежде чем ее открыть.
Протиснувшись в калитку друг за другом, через затененную аллею, лежавшую вдоль внешней стороны стены, они вышли на широкую, залитую солнцем площадку. Отсюда хорошо была видна центральная часть здания, напоминавшая собор, и ряды окон, протянувшиеся в обе стороны. Возле каждого угла стояла каменная урна.
Сорняки, проросшие сквозь трещины в бетонном покрытии двора, делили его словно на клетки огромной шахматной доски. Двор простирался большим полукругом и оканчивался вдали низкой каменной балюстрадой. Несколько ступеней вели вниз, на аллею, вдоль которой в два ряда росли, теряясь вдали, вязы.
— Чудесно! И жарко! — сказал Стюарт.
— Солнце так напекло этот бетон!..
— Давайте пройдемся по этой аллее. Я хочу посмотреть на дом откуда-нибудь издали, — предложил он.
Они сошли по ступеням и между деревьями вышли на тропинку, в самом начале которой цветущая виноградная лоза обвивала калитку. Здесь было мило, но и тут требовался ремонт. Лоза свисала вниз как безжизненные щупальца; часть решетки обвалилась.
— Больно глядеть на все это, — сказал он. — Как можно было так запустить это прекрасное поместье?!