— Это было верно. Робин неловко заерзала.
— Если говорить откровенно, та ночь была бы единственной. Ты же не мог полагать, будто я верю в твои невысказанные планы!
Его лицо прояснилось, он снизил скорость и свернул на более спокойную дорогу. Что-то в нем неуловимо изменилось, но Робин по-прежнему чувствовала присутствие рядом с собой мужской мощи.
— Нет, ты права, — ответил он. — Гарантий не было. И до сих пор нет. Я не могу сказать, что я хотел бы провести остаток своей жизни с тобой, и ты тоже не можешь. Откуда нам это так быстро узнать? Мы лишь можем принять ситуацию такой, как она сложилась, и попытаться. А ситуация, как я ее понимаю, такова, что я хочу… нет, я вынужден заняться любовью с тобой, Робин Эллиот. Между нами есть что-то такое сильное, что нельзя игнорировать.
Его слова были опасно убедительны. Частичка Робин, та ее частичка, которая начинала волноваться при откровенных разговорах о любви, хотела бездумно отдаться ему. С каким блаженством она бы прекратила размышлять о последствиях и сбросила на него всю ответственность!
Но другая ее часть не хотела сдаваться. Эта ее часть была замужем и знала, что отношения так легко не устанавливаются. Для этого требовались немалые усилия и компромиссы, они должны основываться на глубоких и продолжительных обязательствах. Без этого хорошие отношения рассеиваются как дым.
Однако Робин никак не могла рассказать ему свое понимание этой же ситуации. Она сидела молча, не в силах быть откровенной.
Эта возможность скоро вообще исчезла. Они проезжали между какими-то заводами и складами. Стюарт включил сигнал поворота и повел машину по уходящей вниз дороге.
«Дилорен» свернул на маленькую улочку и еще через полминуты — на стоянку какого-то весьма подозрительного склада. Здесь уже стояли десяток машин и два седельных тягача.
— Вот мы и приехали, — сказал он и повел ее к воротам склада.
Увиденное внутри заставило Робин сразу замереть на месте. У нее возникло ощущение, что она попала в другой мир. Он чем-то напоминал киностудию. С рампы над головой свисали «солнечные» прожекторы. Другие были установлены по два на двух шестах. С одной стороны она увидела маленькую пирамиду огромных черных концертных акустических колонок и рядом — микшерский пульт.
В самой середине склада лентой, натянутой по полу, была отделена воображаемая сцена. На этой «сцене» стояли барабаны, усилители, микрофоны, гитары и поленница клавиатур. Из этого нагромождения электронных инструментов странно выглядывало большое блестящее фортепиано.
Стюарт изучал ее реакцию:
— Ну, что ты об этом думаешь?
— Для чего все это? — спросила она, сразу почувствовав себя глупой.
— Мы начинаем репетировать в конце лета программу для турне, о котором я тебе говорил… — начал объяснять он.
Ничего больше он рассказать не успел. Их заметили, и к ним подошли человек пять, заговорившие все разом:
— Стю, у нас еще нет девочек…
— Тебе нужно посмотреть этот новый синтезатор! Ты не поверишь, он такое может…
— Привет, Стю, кофе будешь?
Многие фразы показались Робин непонятной абракадаброй. Стюарт терпеливо разбирался с каждым музыкантом и техником. Казалось, что каждая мелочь требовала его решения, и она чувствовала свою бесполезность и неловкость своего безучастного присутствия. Робин ощутила на себе несколько любопытных взглядов, но никто не поинтересовался, почему она здесь.
В конце концов Стюарт повернулся к ней с извиняющимся видом:
— Прости, но, кажется, у меня здесь больше дел, чем я думал. Может быть, ты пока осмотришься? Во время перерыва я тебя со всеми познакомлю.
— Я… — заколебалась Робин.
— Я отвезу тебя домой, если ты хочешь, но, надеюсь, ты останешься. Нам кое-что надо обсудить.
Разговоры ничего не могут решить, подумала она. Она хотела уехать домой, но догадалась, что если б он повез ее обратно в Бей- кон-Хилл, то Стюарту пришлось бы отложить репетицию. Его команда нетерпеливо крутилась вокруг, задавая Стюарту вопрос за вопросом.
— Я останусь, — неохотно сказала она.
Возле дальней стены она нашла шезлонг и, устроившись в нем, стала наблюдать за происходящим. Вначале работа шла медленно. Все ждали решения то одной, то другой проблемы.
Казалось, этому не будет конца и края. Когда же они, кажется, были готовы начать репетицию, все одновременно потянулись на свои места, хотя никто не давал команды. Два длинноволосых парня, которых Робин приняла за музыкантов, уселись за звуковой пульт. Другой, примерно ровесник Стюарта, в костюме, без галстука, с торчащей во все стороны стрижкой, повесил бас-гитару на плечо. Ударник, соло-гитарист, саксофонист и клавишник — ни одного из них она до этого не замечала — все внезапно появились на своих местах.