— Господин Соломон…
— Курт, пожалуйста.
— Благодарю, Курт. Почему вы решили, что я подхожу для такой работы? Произвести оценку я, конечно, могу, но…
Он улыбнулся.
— По двум причинам. Во-первых, если быть цинично честным, вы чрезвычайно привлекательны. Это может стать очень убедительным фактором при разговоре с перспективным коллекционером. Разумеется, я не хочу, чтобы вы думали, будто я предлагаю что-нибудь недостойное…
— Нет, конечно, нет… — кивнула Робин. — И вторая причина?
— У вас репутация работника, который может творить чудеса. Джерри хвастался, как вам удалось убедить Луизу Броган согласиться на меньшую сумму за Броган-Хаус, и я должен сказать, что, хотя он не страдал от отсутствия гордости, на меня это произвело впечатление.
К ее удивлению, он вынул листок бумаги из тонкого бумажника и ручкой с золотым пером вывел на нем цифру.
— Мое предложение совершенно серьезно, Робин. Это будет ваша начальная ставка. В первый год, думаю, вы не будете получать комиссионные, но командировочные у вас будут более чем достаточные.
Робин взглянула на сумму и чуть не упала в обморок. Это было в два с половиной раза больше того, что ей платил Джерри. Конечно, деньги для нее были не главное — Стюарт имел больше чем достаточно для обоих, — но возможность снова заняться любимым делом была слишком привлекательна, чтобы упустить ее.
— Когда вы хотите, чтобы я приступила? — спросила она, подводя итог сделке.
— Как можно раньше! — ответил он, приятно улыбаясь. — Видите ли, есть одно срочное дело, которое, я думаю, сделать сможете только вы…
Глава 10
Таким образом, Робин через две недели оказалась в большом ветшающем палаццо в Венеции — в гостях у Гилии Делла Бланка, графини Дарийской.
— Черт!
Она с раздражением положила телефонную трубку. Как и все в палаццо, телефон графини был древним и, по всей видимости, себе на уме. Сегодня уже в четвертый раз ее разговор прерывал оператор международной линии. Обеспокоенная, она встала из-за мраморного столика с телефонным аппаратом и прошла через выложенный плиткой зал.
Ни разу за две недели она не смогла связаться со Стюартом! Она оставила ему письма в трех разных отелях с сообщением, что она в Венеции. Почему же он не звонит ей?
Открыв высокие двойные окна, она вышла на балкон и посмотрела вниз, на канал, протекавший двумя этажами ниже.
Робин постаралась все обдумать хладнокровно. Было только одно совершенно логичное, или, скорее, нелогичное, объяснение, почему Стюарт не позвонил: итальянская телефонная система. Ей было невероятно трудно дозвониться по своим номерам, и поэтому приходилось считать, что он испытывает те же трудности.
Хотя было и другое объяснение. Оно настолько оглушило, что ей пришлось схватиться за железные перила балкона, чтобы не пошатнуться. Может быть, он не звонил просто потому, что у него не было желания разговаривать с ней?!. По каналу проплывала гондола, усами волн разрезая узкий канал. Заметив красивую, печальную signora, рулевой приветливо помахал рукой. Робин не ответила.
Она старалась отбрасывать мучившие ее мысли. Если бы Стюарт понял, что, женившись, он совершил ошибку, то это было бы к лучшему. Она уже давно пришла к этому выводу.
Но в глубине ее души поднимался протест. Робин знала, что ей придется противостоять его карьере, и все же она бы научилась жить с ним столько времени, сколько он ей уделит! Минуты счастья, а потом долгие часы и дни ожидания — гораздо лучше, чем ничего.
В ней сейчас боролись две Робин, и ни одна из них не могла взять верх.
Наконец она вернулась в зал. Она думала снова попытаться позвонить, но в конце концов отказалась от этой мысли. На душе было слишком пусто.
Она задумалась о Гилии Делла Бланка, о том, какую военную хитрость ей применить, чтобы престарелая графиня наконец подписала контракт с галереей «Соломон».
Курт нашел графиню во время поездки в Венецию, за год до этого. Она совершала ежедневную прогулку, и он сумел вовлечь ее в разговор — свидетельство его ловкости, потому что, как узнала Робин, старая женщина избегала каких бы то ни было разговоров с незнакомыми людьми. Она, однако, разговорилась с Куртом, и он разузнал, что у нее есть одно или два полотна итальянских мастеров, казавшихся ей «интересными».
Курт убедил ее показать их, и, как оказалось, это были не две, а почти два десятка картин огромной ценности, работы мастеров студии Тициана и старшего Джорджоне. И это ослепительное сокровище было полностью сокрыто от мира искусства.