– Да, он большой, и тебе будет лучше видно у него на руках. Так ты скорее найдешь свою маму.
Девочка в задумчивости закусила губку, а затем кивнула и протянула руки к Дрейвену.
А он взял ее на руки как можно осторожнее. На мгновение он замер от странного ощущения – он держит на руках дитя! Никогда в жизни Дрейвен этого не делал. Ее тонкие ручки обвились вокруг его шеи.
– Он жесткий, – смеясь, заметила девочка, – не такой мягкий, как вы, миледи.
Эмили погладила малышку по спине и при этом коснулась руки Дрейвена.
У него на мгновение перехватило дыхание.
Он вдруг подумал о том, какой была бы у него жизнь, если бы он осмелился обзавестись женой. Что бы он чувствовал, держа на руках собственное дитя.
– Эдит! – послышался встревоженный женский голос.
– Мама! – вскрикнула обрадованно девочка и стала рваться из рук Дрейвена.
Он опустил малышку на землю, и она побежала к молодой крестьянке. Та схватила дочь в охапку:
– Ах, Эдит, я уж испугалась, что никогда не найду тебя! Я же тебе велела никуда не отходить от меня.
– Прости, мама. Я больше не буду. Правда, не буду. Эмили подошла к ним, Дрейвен держался поодаль.
– Посмотри, мама, – продолжала Эдит, протягивая матери кожаный мешочек. – Эта леди дала мне сладких орешков.
Женщина перевела взгляд на Эмили и проговорила:
– От всей души вам спасибо, миледи.
– Не стоит благодарности, – отозвалась Эмили. – У вас такая славная дочка.
Женщина еще раз поблагодарила Эмили, взяла Эдит за руку и увела. Эмили повернулась к Дрейвену, и он заметил в ее глазах грусть.
– Что такое, миледи?
– Вряд ли вы это поймете, – с грустью произнесла она и побрела по людной площади, ища более спокойное место.
Дрейвен больше ни о чем не спрашивал, однако спустя некоторое время Эмили заговорила сама:
– Какое милое дитя, не правда ли?
Дрейвен снисходительно пожал плечами:
– Я никогда не видел других детей, мне просто не с чем сравнивать.
Эмили откинула прядь с лица и невесело улыбнулась:
– В замке моего отца их всегда было много – то были крестьянские дети и дети, взятые на воспитание. Но больше всего мне хочется, чтобы меня окружали мои собственные дети.
– Тогда почему же вы не выходите замуж?
Глаза Эмили блестели от навернувшихся слез.
– Мой отец не хочет этого. Сколько я ни молила его, он не хочет, и все тут.
– Почему?
– Боится.
– Чего?
– Потерять нас.
Дрейвен нахмурился:
– Он, что же, из эгоизма хочет лишить вас того, что вам нужно? Это как-то нехорошо.
– Я знаю. – Эмили обхватила себя руками. – И в такие дни, как этот, я почти готова его проклинать. Но я знаю, что в действительности он не желает нам зла. Он поступает так, любя нас, и за это я не могу его упрекать.
– Кажется, я понимаю.
Эмили недоверчиво посмотрела на Дрейвена:
– Вот как? А по-моему, другим понять его побуждения трудно. Я знаю, вы невысокого мнения о моем отце. Но он хороший человек, и сердце у него доброе.
Дрейвен ничего не ответил.
– Даже сейчас, – продолжала Эмили, – я вижу, какое у него было лицо, когда умерла сестрица Анна. Когда умерла моя старшая сестра Мэри, это произвело на него ужасное впечатление. Но смерть Анны просто убила в нем что-то. Мне тогда было всего одиннадцать лет, отец обнял меня, Джоанну и Джудит и поклялся, что никогда не позволит мужчине убить нас.
Кровь отхлынула от лица Дрейвена.
– Как они умерли? – спросил он.
– Как и наша мать – родами. По сей день отец винит себя за их смерть. За смерть матери потому, что хотел иметь еще ребенка, а за смерть сестер потому, что согласился выдать их замуж.
Эмили горько вздохнула:
– Поначалу я была отцу благодарна, глядя, как мои подруги выходят замуж за тех, кто гораздо старше их. Но годы шли, и я начала чувствовать внутри себя пустоту.
Дрейвен не понимал, зачем Эмили рассказывает ему все это. Вряд ли он принадлежит к тем людям, которые вызывают желание исповедоваться.
– Всякий раз, видя мать с ребенком, я ощущаю эту пустоту более глубоко. А теперь мне хочется… – Эмили покачала головой. – Вы считаете меня глупой?
– Я считаю, что вы женщина, которая знает, чего хочет.
Эмили посмотрела Дрейвену в глаза и благодарно улыбнулась:
– А вы?
– Я? – удивленно переспросил Дрейвен.
– Вы не очень-то хотите завести семью.
От этого вопроса Дрейвен пришел в замешательство. Никто еще не заговаривал с ним об этом.
– У меня есть меч, щит и конь. Другой семьи мне не требуется.
Эмили нахмурилась:
– А Саймону?
– В отличие от вашего отца, миледи, я не цепляюсь за людей. Мне нравится общество брата, но я знаю – придет время, и он уйдет.
– А вы не боитесь остаться в одиночестве?
– Я пришел в этот мир в одиночестве и в одиночестве его покину. Почему же полагать, что время между этими двумя событиями должно быть каким-то иным?
Эмили пристально посмотрела на Дрейвена. Его спокойное приятие своей судьбы поразило ее.
– И вы не хотите ничего другого?
– Если ничего не хотеть, не придется разочаровываться.
– Вы живете в холодном мире, милорд. И то, что вам, кажется, это нравится, вызывает у меня к вам жалость.
– Вам меня жаль? – переспросил Дрейвен.
– Воистину мне вас жаль, – повторила Эмили и вздохнула. Продолжать разговор не имело смысла. Дрейвен – человек упрямый, и нужно подумать, как преодолеть воздвигнутую им степу отчуждения. – Давайте, милорд, – продолжила Эмили, беря его за руку, – не будем задерживаться на таких серьезных вещах – мы ведь пришли сюда повеселиться. Я вижу, что идут приготовления к борьбе, и что-то подсказывает мне, что вы предпочтете смотреть борьбу, а не слушать очередного менестреля.
Дрейвен кивнул в знак согласия.
И так прошла остальная часть дня. Хотя сам Дрейвен на деле не принимал участия ни в чем, он был, в общем, доволен, что Эмили хорошо проводит время.
Снова и снова Эмили пыталась расшевелить его, но все было напрасно.
– Скажите, лорд Дрейвен, – проговорила она с укором, указывая на шест, символизирующий майское дерево, – а вам не хочется тряхнуть стариной и поплясать?
– Если бы я это сделал, миледи, весь мир узнал бы, сколь я неуклюж, а поскольку я рыцарь короля, а не шут, мысль о том, что я стану посмешищем, вызывает у меня содрогание. – И Дрейвен осторожно подтолкнул Эмили к шесту. – Ступайте потанцуйте, если вам этого хочется.
– Прекрасно.
Эмили подошла к шесту и взялась за одну из красных лент.
Дрейвен стоял, скрестив на груди руки, и смотрел, как она пляшет вокруг шеста. Зрелище было захватывающим. Эмили описывала круги, сплетая свою ленту с лентами других танцующих, смеялась и радовалась, как ребенок.
Про себя Дрейвен сожалел, что не может последовать ее примеру. Ведь на самом деле он испытывает желание потанцевать и повеселиться.
Но самое главное желание вызывает у него она – Эмили.
И между ними ничего не стоит, кроме слов.
И проклятия.
Да, проклятия. Стиснув зубы, Дрейвен попытался отогнать от себя неприятное видение – бледное лицо матери.
Но каковы бы ни были его чувства, он никогда не нарушит слова, данного Генриху. Благополучие Эмили превыше всего.
И он, Дрейвен, будет и дальше держать свои желания в узде.
Танец закончился, и Эмили вернулась к Дрейвену. Глаза у нее блестели от удовольствия.
– Вам следовало бы присоединиться к нам, – проговорила она, задыхаясь. – Это невероятно забавно.
Дрейвен отвел с лица Эмили непослушную прядь волос, коснувшись кончиками пальцев ее мягкой кожи.
Касание было очень легким, но по телу Дрейвена пробежали жаркие волны. Он торопливо отдернул руку, но ощущение теплоты все еще сохранялось на пальцах, и Дрейвену очень захотелось забыть о своих клятвах и взять Эмили прямо здесь и сейчас.