– Нет, все великолепно.
– Тогда почему же вы не едите?
– Я не голоден.
– Знаете, милорд, я заметила, что вы съели не больше того, чего хватило бы, чтобы насытить пчелку. Как же вы выросли такой большой, питаясь одним воздухом?
– Я оставлял еду Саймону, – сухо ответил Дрейвен. – Он ест достаточно за нас обоих.
Эмили рассмеялась, взглянув на тарелку Саймона, на которой лежали порция курицы, кусок фазана, запеченные яблоки и лук-порей.
– Что такое? – недоуменно спросил Саймон, заметив ее внимание к себе.
– Леди Эмили просто в восторге от твоего обжорства, – пояснил Дрейвен.
Саймон торопливо проглотил то, чем был набит рот, и потянулся к кубку.
– Славная еда, славная музыка, славные женщины – вот все, что мне требуется в жизни, чтобы быть счастливым. Надеюсь, брат, что в один прекрасный день и ты полюбишь все это.
Дрейвен устало откинулся на спинку стула. Сейчас ему хотелось только одного – уйти отсюда. Удерживало его только присутствие Эмили рядом.
Дрейвен посмотрел, как изящно она откусила кусочек курицы и облизала рубиново-красные губы. Это зрелище вновь заставило его испытать приступ желания.
Уйти сейчас невозможно. Это будет грубо. Дрейвен это понимал.
И все же…
«Ты выдерживал еще и не такое…»
Так ли это? Он не мог вспомнить, чтобы самые серьезные раны, полученные в сражениях, причиняли ему большие мучения, чем охватившее его теперь вожделение.
Казалось, прошла вечность, прежде чем позвали музыкантов и все начали вставать из-за стола. Саймон поспешил пригласить Эмили на танец.
Дрейвен с завистью смотрел на них. Саймон двигался легко, без малейшего намека на хромоту, и на какой-то миг Дрейвен пожалел, что встал когда-то на дороге отцовской лошади. Однако он тут же спохватился и пристыдил себя – лучше потерять ногу, чем Саймона.
Просто впервые в жизни ему стало жаль, что он не может танцевать наравне со всеми.
Сокрушенно вздохнув, Дрейвен встал из-за стола и решил выяснить, не обретет ли он покой, прохаживаясь по крепостной стене.
Заметив, что Дрейвен ушел, Эмили перестала танцевать. У него был такой вид, словно к нему прилипла темнота, как будто веселье, царившее в этот вечер, подавляло его.
– Куда он идет? – спросила она, обращаясь к Саймону.
– На крепостную стену, можно не сомневаться, – ответил тот, бросив вскользь взгляд на брата.
– На крепостную стену? – переспросила Эмил и. – Зачем?
Саймон слегка пожал плечами:
– Так было всегда, сколько я помню. Он проводит большую часть ночи, расхаживая там.
– Зачем? – повторила Эмили.
Саймон жестом поманил ее за собой в уголок зала.
– Поклянитесь, что никогда в жизни не повторите того, что я вам сейчас расскажу, – потребовал он, когда они оказались вдали от танцующих.
– Клянусь, – торжественным голосом произнесла Эмили.
Саймон помолчал с минуту, словно собираясь с мыслями, потом проговорил с печалью в голосе:
– Вы, миледи, и представить себе не можете, что пережил Дрейвен в детстве. Его отец никогда не хотел иметь сына. Он женился только ради приданого. Он хотел научить Дрейвена быть воином, а не человеком, и делал все возможное, чтобы убить в нем всякое человеческое начало.
Эмили пристально смотрела на Саймона, пытаясь понять, о чем он говорит.
– Я не совсем понимаю.
– Дрейвен мало спит потому, что его отец смотрел на сон как на проявление слабости, – продолжил Саймон. – Спать означало в его понимании быть уязвимым. Всякий раз, когда он видел, что Дрейвен дремлет, он ударами заставлял его проснуться.
Тут Эмили вспомнила, какая ярость появилась во взгляде Дрейвена, когда она разбудила его в саду. Тогда ей показалось, что Дрейвен вот-вот ударит ее.
– Как же мог Гарольд так поступать? – недоумевала Эмили.
– У его отца не было сердца, – прошептал Саймон. – Рейвенсвуды такие великие воины потому, что их всех учили ничего не чувствовать, кроме гнева и ненависти. Легко быть сильным в битве, если в жизни тебя ничто не удерживает. Они всегда с радостью встречали смерть, потому что она несла им освобождение от несчастной одинокой жизни.
– А Дрейвен? – с тоской в голосе спросила Эмили, чувствуя, как от боли за него у нее щемит сердце.
– Он во многом не такой. Он многое унаследовал от матери, хотя сам это и отрицает. Она прожила достаточно долго, чтобы показать ему, что такое доброта, что чувствует человек, когда его любят и защищают. Он знает, как защищать и любить, но почему-то не хочет видеть в себе эти качества. Если вы сумеете заставить его разглядеть в самом себе человеческие черты характера, тогда у вас будет верный, любящий, заботливый муж.
Эмили охватили сомнения. Сможет ли она убедить в своей любви такого человека, как Дрейвен?
– Обещаю вам, что он того стоит, – добавил Саймон словно в ответ на ее невысказанный вопрос.
– Но как это сделать, Саймон? Я не знаю.
– Я тоже, – сокрушенно вздохнул Саймон. – Дрейвен отгородился от людей так надежно, что даже мне до него не достучаться. Я никогда не предполагал, что человек может быть слишком сильным, но в случае с братом я сказал бы, что он именно таков.
Эмили удрученно молчала.
– Ну конечно! Аккузен и Лоретта! – наконец взволнованно воскликнула она.
– Не понимаю. – Саймон недоуменно посмотрел на нее.
– Это рассказ, который мы слышали сегодня на ярмарке. Они происходили из совершенно разных миров, но любовь позволила им соединиться, быть вместе. Любовь исцелила его израненное сердце, и он полюбил Лоретту.
– Но так бывает только в сказках.
– Возможно, но я верю в сказки и сделаю то, что сделала бы на моем месте Лоретта.
– Что же именно? – Саймон удивленно выгнул бровь.
– Нашла бы своего принца. – И Эмили погладила Саймона по руке. – Пожелайте мне удачи.
Когда она ушла, Саймон прошептал:
– Я желаю вам гораздо большего, Эмили. Я желаю вам успеха.
Дрейвен пристально всматривался в окружающую его темноту.
Он всегда находил в темноте утешение. Точно материнские объятия, она несла утешение, говоря, что он один на свете. Она напоминала ему о смерти, а если он закрывал глаза, то ему казалось, что мир кончился. Что ничего не существует. Ни боли, ни одиночества, ни прошлого, ни будущего. Ничего.
Когда он открывал глаза, реальность снова обступила его, лишая утешения.
– Милорд! – послышался сзади тихий голос.
Дрейвен резко обернулся.
– Миледи, что вы здесь делаете? – спросил он раздраженно.
Эмили плотнее закуталась в плащ и сказала:
– Я пошла вас искать.
– Зачем?
– А почему бы и нет?
– Вы дерзите мне?
– Да.
– Я не в настроении шутить, миледи. Вам лучше вернуться в дом, пока вы не простыли.
– А вы вернетесь вместе со мной?
Дрейвен отрицательно покачал головой.
Из зала донесся смех.
– Это шут, – пояснила Эмили. – Вам следовало бы остаться и послушать его.
– Зачем? – спросил Дрейвен и тут же добавил: – А почему бы и нет?
Эмили улыбнулась:
– Я хотела сказать, что вам стоило бы научиться улыбаться. Смех – это лекарство от всех душевных болезней.
Она приблизилась к Дрейвену и неожиданно для него обхватила руками его лицо и растянула его в некоем подобии улыбки.
– Видите, лицо от этого не треснуло.
Дрейвен слегка отшатнулся и, снова прислонившись к стене, устремил взгляд на темный лес. Эмили встала рядом с ним в такой же позе.
Так они простояли молча несколько минут. Хотя они не касались друг друга, Дрейвен тем не менее ощущал тепло, исходившее от Эмили, с такой же полнотой, как если бы они стояли плечом к плечу. Он чувствовал ее каждой клеточкой тела.
Легкий ветерок доносил до него нежный аромат, по которому Дрейвен безошибочно мог угадать Эмили.
Смех в зале затих, и снова заиграла музыка.
– Ну хватит, – решительно заявила Эмили, и ее голос вспугнул настороженную тишину. Она взяла Дрейвена за руку и повернула лицом к себе. – Я все равно буду с вами танцевать.