– Но как? Солдаты сказали, что по трассе проехать невозможно.
– Мы не едем в Ле Шато. Нет времени объяснять. Торопись, иначе будет слишком поздно.
– Для чего слишком поздно? Пожалуйста, Марсель!
Увидев, что Габби ничего не поняла и не двигается с места, он поспешно объяснил:
– «Стремительный» пришвартован в гавани и отплывает через час. Капитан считает положение в Сен-Пьере критическим и берет на борт столько женщин и детей, сколько сможет увезти. Поскольку ты жена владельца судна, тебе гарантировано место на «Стремительном», если ты, конечно, успеешь до отплытия.
– А как же ты? – спросила Габби. – Тебе найдется место?
– Поторопись, дорогая! – в отчаянии сказал Марсель. – Мы поговорим по дороге.
Громкий раскат и новый выброс пепла и лавы из Монтань-Пеле заставили Габби поторопиться. Через десять минут они снова оказались в экипаже и поехали к пристани, пробираясь сквозь толпы людей, бесцельно бродивших по улицам. Очень скоро Марсель понял, что в карете они не успеют добраться до отплытия корабля. Он взял на руки Жана, схватил Габби за руку и повел ее по запруженным народом улицам.
По мере приближения к пристани толпа стала такой плотной, что Марсель отдал Жана Габби и буквально продирался вперед, прокладывая дорогу.
Толпы народа заполнили пристань. Перед ними возвышался «Стремительный». На сходнях стояли матросы и длинными, острыми пиками сдерживали обезумевшую от страха толпу. Корабль уже был до предела загружен пассажирами. Всем, кроме несчастных, которые пытались забраться на борт, было ясно, что судно и так перегружено.
– Они ждут тебя, дорогая! – крикнул Марсель Габби, пытаясь протиснуться сквозь толпу. Габби с Марселем пробрались к трапу в самый последний момент. Они с испугом увидели, что матросы уже забираются на палубу и готовятся втащить трап и отдать швартовы.
– Подождите! – во весь голос закричал Марсель. – Здесь мадам Сент-Сир с ребенком! Дайте им подняться на борт!
Неожиданно у борта показался встревоженный капитан, который узнал Габби и послал двух матросов проводить ее на судно. Когда Габби осознала, что Марсель с ними не едет, она вцепилась в его руку, вдруг испугавшись, что больше никогда его не увидит.
– Марсель! – закричала она, но он отстранился.
– Ступай на борт, Габби! – почти приказал Марсель со слезами на глазах. – Береги нашего сына. – Потом он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал кончики пальцев. Сразу же после этого он исчез в толпе, и слышался только его голос: «Я люблю тебя! Я люблю тебя!»
– Марсель! Марсель! – кричала Габби, тщетно пытаясь разглядеть в толпе его лицо. – Пожалуйста, береги себя! – Как бы ей хотелось, чтобы она могла признаться ему в ответной любви!
В этот момент она услышала голос капитана, который перегнулся через борт:
– Поторопитесь, мадам Сент-Сир! Мы не можем больше ждать.
Выпрямившись, Габби повернулась и решительно последовала за двумя матросами, прижимая Жана к груди. Сразу же был поднят трап и отданы швартовы. «Стремительный» медленно пошел к выходу из гавани. Габби ощутила комок в горле, когда посмотрела на людей, остающихся в обреченном городе. «Неужели Марсель тоже один из обреченных?» – подумала Габби и зарыдала.
Габби больше не могла размышлять о судьбе Марселя – рядом с ней появился капитан Бовье.
– Посмотрите на Пеле, мадам Сент-Сир, – сказал он, указывая на кратер, пламя над которым становилось все ярче, – я бы уже давно вышел в море, если бы не ждал вас. Опоздай вы еще на минуту, и мы вынуждены были бы уйти. Очень странно, что месье Сент-Сир оставил жену и ребенка в городе в такое время.
Габби покраснела.
– Мой... муж хотел, чтобы я вернулась с ним в Бельфонтен, но я недостаточно оправилась от родов, чтобы предпринять такое путешествие, – сказала Габби.
Капитан, видимо, потерял интерес к этой теме, сказал, что ему надо выполнять свои обязанности, и ушел, оставив ее стоять у борта. Наконец, когда берег скрылся из виду, Габби спустилась в каюту, которую она делила с Филиппом и в радостные, и в грустные времена.
С каждым днем Филип наблюдал за Монтань-Пеле с растущей тревогой. С того самого дня, когда он оставил в Сен-Пьере Габби и маленького Жана, его обуревали противоречивые чувства. Он сердился. Он печалился. Он был безутешен. Он был обижен тем, что Габби его отвергла, не думая о том, как сам отверг ее и своего сына. После разговора с ней он был так разгневан, что немедленно отправился в контору своего поверенного, не тратя времени на раздумья. После этого он поехал в Бельфонтен, где полностью отдался работе. Жара была изнуряющей, воздух слишком жарким и неподвижным. Смутное предчувствие беды не проходило. Даже у рабов был такой удрученный вид, как будто приближался день Страшного суда.