– Нет, Габби, останься, – умоляюще проговорил Роб. – Позволь мне хотя бы раз любить тебя
перед тем, как я уеду. Боже мой! – Он почти рыдал. – Я так тебя хочу. Позволь мне любить тебя.
Его поцелуи были мягкими и нежными, но Роб на этом не остановился. Дрожащими руками он стянул с Габби ночную рубашку, швырнул ее на пол и стал целовать все сладостные, сокровенные местечки ее тела. На ее слабые протесты он не обращал внимания, и она тщетно пыталась оттолкнуть его.
– Боже мой, Габби, – хрипло простонал он, – не останавливай меня теперь! Я ждал тебя так долго. Ты так необыкновенно желанна, и я так тебя люблю!
Даже если бы она хотела, Габби не смогла бы остановить его. Ее вдруг захлестнуло влечение к этому нежному, милому мужчине; она отчаянно захотела слиться с его страстью, хотела навсегда изгнать Филиппа из своей души и памяти.
– Останься, Роб, – сказала она, и желание заполнило ее всю. – Люби меня! Я бы солгала, если бы сказала, что не хочу тебя, а лгать я никогда не умела.
После этого слова были не нужны, и Габби прильнула к нему пылко и горячо. Его страсть зажгла в ней ответный огонь и перенесла в мир, который она знала только с Филиппом. Роб целовал ее груди, живот, опять возвращался к губам, исследуя ее тело неторопливо и чувственно. Роб был неутомимым и искусным любовником, а сознание предстоящего отъезда сделало его еще более страстным. В то же время он был мягким и внимательным и не таким бурным, как Филип, когда тот овладевал ею. И хотя Габби испытала почти такое же наслаждение, как Роб, ее ощущения не были такими яркими и драматичными, как раньше. Но сладость удовлетворенного желания пролилась на ее душу как бальзам, которого она раньше не знала. Когда стало светать, Габби уснула, а золотоволосая голова Роба покоилась на ее груди. В темноте не видны были слезы, росинками повисшие на ее ресницах, но Роб почувствовал смятение в ее душе.
Утром Роб поднялся, пока Габби еще спала. Он молча оделся и стоял у кровати, влюбленно глядя на нее. Золотые ресницы были похожи на крылья бабочки на ее щеках, и его сердце сжалось, когда он увидел, как она невинно, по-детски свернулась в клубочек. И все же ее отклик на его страсть не был невинным и детским. Он вспомнил это и мгновенно ощутил, как плоть откликнулась на воспоминание. Когда он вернется, он должен уговорить ее поехать с ним в Южную Каролину. Роб присел на краешек кровати и тихонько тронул ее за плечо.
– Габби, милая, я уезжаю, – сказал он тихо, чтобы не встревожить ее.
Габби потянулась, как котенок.
– Я должен сказать тебе одну вещь до отъезда. Я не говорил тебе вчера, чтобы не портить наш последний день вдвоем.
– Что такое? – спросила Габби с тревогой и открыла глаза.
– Я не сказал тебе, что лейтенант Грей уже получил награду, обещанную твоим мужем. Я видел его вчера в штабе генерала Джексона.
– А он знает, что я с тобой?
– Слава Богу, нет, – вздохнул Роб. – Он думает, что ты все еще на Баратарии, так и доложил Сент-Сиру.
– Значит, Жан и Мари убедили его, что я болею, – сказала Габби обрадованно. – Тем не менее, – сказал Роб серьезным а тоном, – когда Сент-Сир убедится, что ты уехала с Баратарии, он обыщет город вдоль и поперек. Если только ты не желаешь возвращаться к нему, – тут он сделал многозначительную паузу, – ты не должна выходить отсюда до тех пор, пока я не вернусь.
– У меня нет желания возвращаться к Филиппу, – сказала Габби яростно, обнимая Роба за шею. – О, Роб, я была бы глупа, если бы отвергла твою любовь!
– Габби, любимая, значит ли это... смею ли я надеяться... Я хочу сказать, ты могла бы полюбить меня? – Его глаза сияли от счастья.
– Мы поговорим об этом, когда ты вернешься, – пообещала она. – А пока знай, что твоя любовь сделала меня очень счастливой. Никогда я не встречалась с такой добротой.
Он благодарно поцеловал ее и с трудом отпустил.
– Я должен идти. Помни, что ты мне обещала. И знай, дорогая, в моем сердце ты всегда будешь моей женой, неважно, по закону или нет.
В его глазах было обещание счастливого будущего. Потом он ушел, и Габби сразу ощутила вереницу пустых дней и ночей, которая ее ожидала.
Габби выполнила обещание и не выходила на улицу Шартр почти две недели после отъезда Роба. Иногда она сидела на маленьком балкончике, в остальное время гуляла по крошечному садику. Она перечитала книги, которые были под рукой, и в конце концов скука стала ее главным врагом. Однажды, обнаружив, что запасы съестного почти на исходе, Габби надела мальчишескую одежду, спрятала волосы под картузом и отправилась на французский рынок, зарумянившись от предвкушаемого приключения. В пояс был завязан кошелек с деньгами, которые ей оставил Роб.
Беззаботно шагая по улице, она впитывала звуки и образы Старого квартала. Женщины различных оттенков кожи в ярких нарядах и тюрбанах весело болтали по дороге на рынок, перекинув через руку корзины или поставив их на головы. Вскоре донеслись запахи с реки, и Габби сморщилась от резкого сочетания запахов рыбы и гниющих фруктов и овощей.
Габби несколько раз прошлась вдоль рядов и наконец решилась на первую покупку – жирную курочку. Она вытащила кошелек из пояса, чтобы расплатиться, не обратив внимания на пару зорких глаз, наблюдавших за ней. Габби была так поглощена выбором овощей на гарнир, что не заметила, как из толпы покупателей отделился маленький оборванный мальчишка, но, проявив неожиданную силу, набросился на Габби и сбил с ног. В одну секунду ловкие руки схватили кошелек, и, прежде чем кто-то из зевак, стоящих поблизости, что-то сообразил, маленький оборванец исчез, зажав кошелек в грязном кулаке.
– На помощь! —закричала Габби, обретя наконец голос. – Остановите этого мальчишку! Он украл мой кошелек!
Немедленно рядом с ней оказалось двое солдат, которые помогли ее подняться.
– Ушибся, сынок? – заботливо спросил один из них. – Что случилось?
– Я не ушибся, – ответила Габби, – но уличный мальчишка сбил меня с ног и украл мои деньги.
– Это обычное дело, – вздохнул второй солдат, пожав плечами. – Слишком они шустрые, их никак не поймать. Надо было быть поосторожнее с деньгами, небось знаешь, что на базаре это легко может случиться.
Он пристально посмотрел на нее, разглядывая ее изящную, по-девичьи стройную фигурку и миловидные черты лица. Габби непроизвольно схватилась за картуз, чтобы проверить, на месте ли он.
– Что тут происходит, сержант? – раздался повелительный голос за спиной Габби. Она узнала его моментально и низко опустила голову, чтобы лейтенант Грей не увидел ее лица.
– Да ничего особенного, господин лейтенант, – отозвался сержант. – Вот паренек говорит, что его обокрал уличный мальчишка. Но сам он вроде не пострадал, правда, сынок?
– Правда, – прошептала Габби.
Лейтенант Грей внимательно рассматривал стройную фигурку паренька, стоящего перед ним, а потом спросил:
– Как тебя зовут, мальчик, и где ты живешь?
– Мое имя Жильбер Ла Фарж, – сказала Габби, стараясь говорить низким голосом. Она была
застигнута врасплох, и единственное имя, пришедшее ей в голову, было имя ее отца. – Я живу... живу на улице Сен-Шарль.
Лейтенант Грей попытался разглядеть ее лицо. Он протянул руку, чтобы снять ее картуз. Габби поняла, что лейтенант разгадал ее маскарад. Инстинктивно она увернулась и быстро, как молния, проскользнула мимо двух солдат, стоявших по обе стороны от нее.
– Задержите этого мальчика! – закричал лейтенант, когда Габби нырнула в толпу.
– А что он сделал, господин лейтенант? – спросил сержант, почесывая затылок.
– Не задавайте вопросов, а делайте, что я сказал! – крикнул лейтенант Грей, бросаясь в погоню за проворной фигуркой. – Поймайте его или выясните, где он живет.
В узком лабиринте улочек Габби трудно было оторваться от преследователей. Куда бы она ни повернула, вслед за ней появлялся лейтенант или один из солдат. Она не смела вернуться в квартиру, снятую Робом, и у нее не было денег заплатить за другую комнату из-за маленького оборванца, который обокрал ее. С растущей тревогой она осознала, что в конце концов ей придется вернуться к Филиппу. Улица неподходящее место для одинокой женщины, у которой нет ни денег, ни друзей.