— У меня есть дружок в городе. Увидимся завтра.
— Судя по твоей ухмылке, этот дружок — женщина. Если нас здесь не окажется, значит, мы будем на борту «Красавицы Юга».
— Не волнуйся. Я тебя найду.
— Как только капитан с принцессой появятся, якорь поднимут. Не уходи далеко.
— Ты всегда будешь в моем поле зрения, дружище, — сказал Ногучи.
— Может понадобиться помощь в одном дельце с людьми Хироаки.
Ногучи усмехнулся:
— Хочешь сказать, они с нами не поедут?
— Вроде того. До завтра. — И, кивнув, Юкиё свернул в ворота трактира.
— Я уж думала, с тобой что-то случилось. Хоть бы предупредил, — взволнованно сказала Сунскоку, когда Юкиё вошел к ней в спальню.
Очарованный представшим перед ним зрелищем, он остановился в дверях. На Сунскоку надет простой халат, волосы распущены, лицо не накрашено; никогда еще она не казалась ему столь прекрасной.
— Но ведь ты ждешь меня в постели, и вот я здесь, — тихо сказал он.
Она насмешливо подняла брови:
— Как оригинально.
— Не знал, что это требуется. — В его голосе сквозил легкий сарказм.
Опомнившись, она проговорила:
— Прости меня, я страшно волнуюсь. Так много зависит от того, чтобы все стало на свои места, от стольких людей, которые нам делают одолжение, зависим… И еще чтобы люди Хироаки не помешали…
— В настоящий момент они пьяны в стельку. Не очнутся до утра.
— Когда мы уйдем отсюда?
— Как только захочешь.
— Жаль, что нельзя сейчас.
— Если попытаемся подняться на борт ночью, команда «Красавицы Юга» скорее всего сначала начнет стрелять, а потом уж задавать вопросы.
— Знаю, знаю, но… — И Сунскоку вздохнула. — Хочется, чтобы все было уже позади. Благополучно. И чтобы мы вышли в море.
Он не видел ее такой — напряженной и напуганной, дрожащей от страха. Он знал ее только как утонченную гейшу и сдержанную куртизанку, привлекавшую всеобщее внимание красавицу, славу Ёсивары.
— Мы поднимемся на борт. Для этого нужны только деньги. Не беспокойся.
— Если бы все было так просто. Ты пытаешься меня успокоить. Но я в ужасе… Ты ведь знаешь, я никогда ничего не боюсь… не боялась… раньше. — Голос ее замер.
Он знал, что может сделать с человеком Ёсивара. Но ему понравилась возможность увидеть живую женщину со страхами и неуверенностью. Хоть это и известная в Эдо гейша.
— Если хочешь, посидим до утра, а на рассвете уйдем.
— А можно ли… то есть… Как это по-детски звучит… Я боюсь лечь спать. А вдруг не проснусь? Вдруг люди Хироаки вернутся прежде, чем мы уйдем… Да мало ли что может случиться не так…
— Это не проблема. Ты будешь пить чай, я буду пить саке, жаровня горит. Можешь рассказать мне историю своей жизни, пока не настанет утро, — сказал он с усмешкой.
— К твоему сведению, — отозвалась она, тоже пытаясь улыбнуться, — моя жизнь начнется в тот момент, когда судно Драммонда поднимет якорь.
— Справедливо. — Он снял плащ и отбросил в сторону. — Тогда сегодня ночью это будет моя история, — сказал он, и его насмешливые глаза засветились.
— Может, стоит придумать что-нибудь более приятное.
Он налил себе саке и поднял на нее взгляд:
— Я так и собирался. Ты ведь не думала, что я расскажу тебе правду, да?
— Я столько времени прожила среди лжи, что мне не слишком приятно слышать от тебя такое.
— Тогда помолчим о нашей жизни. Ты поела?
— Пыталась. — Кивком головы она указала на поднос с нетронутой едой.
— На самом деле у меня есть для тебя очень хорошие новости, — сказал он, садясь рядом с ней на постель. — Твоя семья благополучно выехала.
— Почему ты не сказал этого раньше?! — воскликнула она, широко раскрыв глаза.
— Забыл. — При виде ее он всегда терялся.
— Расскажи, расскажи мне! — Она села с ним рядом, крепко сжав на коленях кулаки. В голосе ее звенело нетерпение. — Хочу знать все подробности.
— Я мало знаю. Ногучи добрался до твоей семьи, увез их в Нагою и посадил на корабль, идущий в Гонконг. Тайком, конечно.
— Всех?
— Вплоть до бабки, как он сказал. Они будут ждать тебя в Гонконге.
На ресницах Сунскоку задрожали слезы, и, скатившись, они полились по щекам, а она пыталась подавить рыдания.
Обняв, он привлек ее к себе.
— Можешь поплакать, милая, никто не услышит.
Он понимает, думала она. И позволила выплакаться — за все годы. Она плакала о семье, плакала об утраченном детстве, плакала потому, что узнала, что те, кто ей дорог, в безопасности.
— Вы очень хороший человек, Юкиё-сан, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь и всхлипывая. — Вы самый сострадательный и прекрасный человек в мире, и если любовь действительно существует, я буду любить вас за все, что вы для меня сделали.
Благодарность ему не нужна; он хотел большего. Но разве он не прожил в Ёсиваре десять лет? Он человек терпеливый.
— Рад был тебе помочь, — прошептал он, утирая ей слезы.
— Ты получишь все, что захочешь, за то, что дал мне, — шепнула она, целуя его в щеку.
Он понял, что она предлагает, но он хотел ее страсти, а не благосклонности.
— Когда окажемся на свободе, у нас будет много времени для этого. — Он снисходительно улыбнулся. — А сейчас следует подумать, как переправить на корабль наше золото, чтобы оно не досталось чиновникам.
Она отпрянула и сурово посмотрела на него.
— Ты серьезно? — Слишком дорогой ценой достались ей эти деньги, чтобы, лишившись их, остаться без будущего.
— Пройти сквозь строй чиновников может стоить очень дорого… если не…
— Что, что? Говори же!
Волнуясь, она походила на нетерпеливого ребенка, и он задумался. «Может, то, что ее так рано отдали на обучение профессии гейши, не дало развиться в ней чувствам взрослого человека? Или просто она наконец-то позволила себе реагировать на происходящее с присущей ей от природы непосредственностью?»
— Мы могли бы заплатить рыбаку, чтобы он провез нас мимо чиновничьего барьера. Дешевле обойдется, чем подкупать начальников гавани, — заключил он.
— Мы так и сделаем. — Она бросила взгляд на свой багаж. — А сколько можно взять с собой? Могу я взять все это?
— Да, возьми все.
— Откуда ты все это знаешь?
— Ногучи вырос в Осаке. Я слушал все, что он мне рассказывал.
— Хорошо, что у тебя багажа немного.
— Я отослал все ценное заранее.
— Заранее? Откуда ты узнал куда… — Она улыбнулась. — У стен есть уши, не так ли?
— И глаза, — добавил он с довольным видом. — Я, наверное, знаю о тебе больше, чем ты сама. Например, если ты выпьешь слишком много саке, ты храпишь.
— Этого не может быть!
— Я, быть может, ошибаюсь, — быстро согласился он. — Но ты очень красивая, когда спишь.
— То-то, — сказала она, уже не такая смущенная. — Значит, ты знал, что мы поедем в Осаку?
— Как только услышал, как Хироаки дает тебе указания. Я всегда был рядом, когда он приходил к тебе. Это опасный человек.
— Ты меня охранял?
— В некотором смысле.
Она улыбнулась:
— И видел все, что не полагается?
Он усмехнулся:
— И это тоже. Хотя, имей в виду, я гораздо лучше.
— Да, я наслышана об этом.
— Запомни это на будущее. Сейчас у тебя голова не тем занята.
— А у тебя?
— Я целеустремлен.
— Тогда не пей больше.
— Я не пьянею. Ты со мной в безопасности. И от меня. — Меньше всего ему хотелось пугать ее.
— Как ты можешь быть таким добрым? — прошептала она, чуть ли не погибая от его нежности, ведь все мужчины, которых она знала, были себялюбивы и требовательны.
— Я так хочу. — Будучи человеком дисциплины, он давно научился ждать. — Мне просто постель не нужна.
Она оглядела его красивое лицо и сильное молодое тело, отметила татуировку на кистях и предплечьях, завитки на спине, переходящие на грудь. Сколько нужно вытерпеть, пока так разукрасят? Или у него совсем нет нервов?
— Мне тоже. Хотя я, кроме секса, не знаю ничего другого.
— Я покажу тебе потом.
— А что, если я захочу теперь? — прошептала она, проверяя свою власть.