– Не сейчас. Я возьму и это, но не сейчас.
Стон разочарования срывается с моих губ.
– Что же ты попросишь взамен, если я всего лишь взяла у тебя камешек?
– Сохрани для меня все свои первые разы, – прошептал он где-то между ухом и губами, после чего отстранился.
Не хотелось открывать глаза, я желала закончить начатое. Но он решил за нас двоих. Я перестала ощущать тепло его тела еще в тот момент, когда он сделал шаг назад.
Мне так и не хватило храбрости узнать его имя.
Десять, пятнадцать, двадцать секунд прошло.
Веки затрепетали сами по себе, тело подводило меня.
Он ушел.
Сбитая с толку, я облокотилась на мусорный бак, теребя ручку от маминой сумки. Через пять секунд мама схватила меня под руку и повела в «Рэндж Ровер». Ноги не слушались меня, а голова кружилась.
Синяя футболка? Бейсболка? Нежные губы? Это все, что я о нем помню?
– А, вот ты где. Спасибо за кофе. Холодного чая не было сегодня?
Я так и не смогла ответить ей, мы забрались в машину и пристегнули ремни. Мама копалась в сумочке Prada, поставив ее на подлокотник.
– Хм, мне показалось, что я достала из ящика четыре письма, а не три.
Вдруг меня осенило – она не знает! Виа поступила, но она даже не в курсе, что за письмо пришло сегодня. А потом этот парень разорвал его, потому что оно расстроило меня…
Судьба. Судьба. Судьба.
Два года назад папа решил, что он устал слушать, как три женщины ноют в доме «О господи!», поэтому нам пришлось заменить слово «господи» на «Маркс», в честь Карла Маркса, чувака, который был атеистом или что-то типа того. И вот Бог или Маркс – кто-то из них – послал этого парня помочь мне. Если он, конечно, был настоящим. Вдруг я придумала его, чтобы оправдать свой поступок.
Я достала зеркальце и нанесла немного блеска для губ, сердце бешено стучало.
– Мама, ты такая рассеянная. Если бы ты уронила письмо, то заметила бы.
Мама нахмурилась, затем кивнула. За минуту, пока она заводила машину, я поняла две вещи:
Первое – она ждала этого письма с замиранием сердца.
Второе – она опустошена.
– Милая, пока я не забыла, я купила тебе тот блокнот, который ты так хотела.
Мама достала кожаный ежедневник в черном футляре и вручила его мне. Я обнаружила его раньше, но не могла и предположить, что это что-то для меня. Она всегда отвлекалась, покупая Вии любые подарки.
Пока мы ехали в тишине, на меня нашло озарение.
Здесь я буду записывать все свои грехи.
Здесь я похороню все мои печали.
Я закрыла зеркало и сунула руки в карманы толстовки, как вдруг нащупала что-то маленькое и твердое. Вытащила и взглянула с восхищением.
Оранжевый морской камешек.
Он отдал мне его, даже если бы я не приняла его.
Сохрани для меня все свои первые разы.
Я закрыла глаза, и огромная слеза медленно скатилась по моей щеке – он был настоящим.
Вопрос: кто отдает самую драгоценную вещь девчонке, которую он даже не знает?
Ответ: этот придурок прямо перед вами. Сделайте мне футболку с надписью «Я тупой» и со стрелкой, ведущей прямо ко мне между ног.
Я бы мог продать эту дурацкую вещицу и погасить кредит за мобильный телефон Вии. Но, увы, корабль уже пошел ко дну. И я могу лишь наблюдать со стороны, как он тонет.
Самое худшее то, что я знал, что ничего из этого не выйдет. Мне четырнадцать, и я целовался только с двумя девчонками. У обеих был огромный язык и слишком обильное слюноотделение. Но эта выглядела так, будто у нее маленький язык, так что я не мог пройти мимо и не выяснить.
Но в ту самую минуту, когда наши губы соприкоснулись, я понял, что не могу сделать этого. Она выглядела депрессивной. Грустной. Навязчивой? Я не знаю, черт побери. Может, у меня просто кишка тонка. Может, тот факт, что я наблюдал за ней три раза в неделю издалека, парализовал меня.
Эй, как вы вырубаете поток мыслей? Мне надо, чтобы они заткнулись. Сейчас!
Мой друг Кэннон передает мне сигарету на веранде нашего дома. С тех пор как еда стала дефицитом у нас, я беру все, что лежит на столе.
Кучка подражателей-гангстеров в красных банданах переходит на нашу сторону улицы, ведя питбультерьеров и держа магнитофоны, из которых играет агрессивный испанский рэп. Их собаки лают, пытаясь сорваться с поводков, а Кэннон лает на них в ответ. Он настолько высокий, что может задеть головой долбаный самолет. Я затягиваюсь и передаю сигарету Камило.
– Я одолжу тебе пятьдесят баксов, так что ты можешь позвонить, – откашлялся Камило. Он огромный, загорелый, и у него уже приличная щетина на лице. Выглядит так, будто он чей-то мексиканский дед.